Одна моя знакомая, юная и красивая девушка, однажды, объясняя свое нежелание вступать в интимные отношения с мужчинами, выразилась так: «Я хотела бы, чтобы ниже пояса у меня ничего не было». И, надо сказать, ее желание начало сбываться со стремительностью, свойственной лишь подобным разрушительным мыслям. В двадцать лет она уже… Ладно. Речь вообще-то не о ней. Просто она напомнила мне о другой женщине, в два раза старше. Зовут ее… ну пусть Таня. Если бы она умела четко формулировать свои мысли, она бы выразилась точно также: я бы хотела, чтобы ниже пояса у меня ничего не было. Но она не умела, и это желание, ни разу не высказанное словами, тем не менее явственно читалось в ее повседневном поведении. За всю свою более чем сорокалетнюю жизнь она была с мужчиной всего один-единственный раз. В Доме отдыха. В самый последний день, перед отъездом. Все две недели к тому шло дело, но все возникали какие-то препятствия – то телевизор, то выпитое им пиво («не могу я, от тебя пивом пахнет…»), и вообще много такого всякого. В последний же вечер перед отъездом (а ехать им было в разные города) они все же оказались одни в Таниной комнате и уже начали раздеваться, и тут она сказала ему:
- Я же понимаю, что ты со мной только потому, что не нашлось рядом никого помоложе.
Он тут же убрал руку с ее девственной груди. В Доме отдыха полно было женщин «помоложе», но ему-то нравилась наша Таня! Он молча встал и вышел на балкон. Пока он курил там, стоя к ней спиной, она, лежа одна в постели, думала о том, как она несчастна. Наверное, это судьба ее такая – быть одной. И почему ей никогда не везет, чем она хуже других? Это были привычные мысли, хорошо обкатанные, они не требовали ни внимания, ни усилий, и сами собой, тоже без усилий, наворачивались слезы. Она привычно вытирала их платочком. Что поделаешь, раз судьба такая? Нужно смириться. Так думала она, сквозь слезы глядя на почти собранную к отъезду сумку, а где-то сзади и сбоку, за привычными рассуждениями о судьбе и смирении, шевелилась мысль более актуальная, теперешняя, по ситуации. Если бы Таня попыталась сформулировать ее, вышло бы так: «Нельзя ли воспользоваться тем, что он сейчас курит, и, сославшись на неприятный запах сигаретного дыма, сказать, что он опять все испортил и она, конечно, уже не может быть с ним после того, как он курил».
Но все состоялось. То ли она все-таки решила, что «надо же наконец», то ли он просто не стал ее слушать.
Ей было тогда тридцать четыре года, и к тому времени она уже два года жила одна в двухкомнатной квартире. Раньше она жила там с родителями. Сначала умерла ее мать, потом, через какое-то, в общем небольшое, время, отец ее женился снова на своей ровеснице и перешел жить к ней.
Первое время Тане нравилось чувствовать себя хозяйкой. Она переставила кое-какую мебель, сообразно с советами в женских журналах и в меру своих женских сил, готовила замысловатые блюда по рецептам из тех же журналов и сервировала себе ужин по всем правилам. Но скоро это ей наскучило. Руки опустились, как она говорила. Она страдала от одиночества и чувства собственной ненужности.
- Вот идешь домой с работы, - говорила она подругам, - а в окнах темно. Тебя никто не ждет. Открываешь дверь – темная пустая квартира, никто тебя не встречает. Никому ты не нужна. Просто жить не хочется.
И как-то раз добавила:
- Хоть бы кошка, что ли, вышла навстречу.
- Так заведи себе кошку, - обрадовались подруги. – Конечно, с кошкой не так одиноко.
И начали вспоминать, где прямо сейчас можно взять котенка.
Таня грустно улыбнулась и сказала:
- Да нет, девочки, что вы. У меня здоровья не хватит за кошкой ухаживать.
Как раз в это время, когда, пожив без родителей, Таня начала чувствовать свое одиночество, в ее мыслях определился некий пунктик. Некая неподвижная ось. Как вбитый в стенку гвоздик. Пунктик этот был – ее квартира. Как-то незаметно ей стало казаться, что любое лицо мужского пола, обратившее на нее хотя бы мимолетное внимание, претендует на ее квартиру. А надо сказать, внимание на нее обращали часто. Запишется ли она в бассейн – и через несколько дней ее встречает и провожает и вообще ходит за ней хвостом молодой рабочий с комбината, косая сажень и душа добрейшая. Она бассейн бросила, оплаченное абонементное время не доходила – «лишь бы отвязаться». Съездила по путевке в Югославию (в последние советские денечки) – и вот уже чуть ли не единственный в их группе молодой мужчина ходит к ней в гости, рассказывает об аурах и астрале. Он инженер-конструктор, но увлекается оккультизмом.
- Такой умный, начитанный, а никак не понимает намеков. Пришлось прямо сказать, чтоб больше не ходил, - жаловалась Таня.
И много было таких случаев. Она нравилась мужчинам. Нравилась ее скромная повадка, тихий нежный голос, нравились голубые глаза, большие, ясные. Правда, чуть пустоватые, но ведь это женщину только красит.
Она же рассуждала так:
- Ну чем я могу нравиться? Ничего во мне нет особенного. Да еще в моем возрасте. Они бы и не посмотрели на меня, если бы не квартира.
Переубедить ее не было никакой возможности.
В это время чуть не исполнилось ее невысказанное желание относительно того, что ниже пояса. Танечка очень серьезно болела. Много месяцев пролежала в гинекологии. Никак не могли ее вылечить, даже диагноз толком не могли поставить. Грозное слово «онкология» уже носилось в воздухе, и мысли о смерти стали посещать Таню. Однажды, ожидая очередной раз скорую, она из последних сил вымыла пол в квартире: «Вдруг умру, придут сюда чужие люди, неудобно – грязь».
Но все обошлось, как-то так нормализовалось, и ниже пояса ничего не вырезали.
Зато другое тайное ее желание осуществилось – квартиру она потеряла. Правда, не так, как рассчитывала. Кавалеров у ней к тому времени поубавилось, и некому уже стало, обольстив Таню и прописавшись в квартире, подать на развод и на раздел. Квартира эта была приватизирована пополам с отцом, и после его смерти оказалось, что свою половину он завещал последней своей жене. И Танечка очутилась в крохотной квартирке в малосемейке. И вот в эту-то малосемейку она, нехотя, уступая, позволила принести котенка.
Его принесла подруга. Она любила животных, а этот котенок жил в подъезде, и подруга особенно жалела его за то, что он «не наглый». Такой деликатный, ласковый котик, а вернее, кошечка. Взять ее подруге было некуда, у нее уже было три кошки, одна в ее квартире и две у родителей, а наступала зима. Подруга со своим другом принесла кошечку Тане, а на ее «ей же туалет надо, он сколько стоит» не стала убеждать, что можно как-нибудь обойтись, подручными средствами, а купила кошачий туалет, действительно недешево, и друг принес его Танечке, сказав, что это кошачье приданое.
Кошка мешала. Ночью она ходила, прыгала с подоконника, скребла лапами, не давала спать. За ней надо было убирать. Подруги говорили Тане: «Ты скоро к ней привыкнешь, вот увидишь», но она сомневалась в этом.
Главное же – кошку надо было кормить.
- Она ужасно много ест, – жаловалась Танечка. – Я ее не прокормлю, мне самой не хватает, знаете ведь, сколько я получаю.
Подруга, которая принесла кошку, подбрасывала то рыбки, то денег, но Таня все равно жаловалась.
Однажды кошка сбежала. Танечка не спешила ее искать, но подруга, схватив Танечку за шкирку, облазила с ней вместе все окрестности, и кошку нашли. Таня не выразила большой радости. Подруга затаила подозрение и оказалась права. Танечка снова выгнала кошку.
Подруга эта с Таней до сих пор не разговаривает. Кошка живет у нее на кухне, а в комнате – другая кошка. Чтобы они не встречались и не дрались, подруге с другом приходится сорок раз на дню совершать сложные манипуляции с дверьми.
А Танечка так и живет одна. Теперь уже никто не покушается ни на нее, ни на квартиру, которой больше нет. Недавно она снова попала в гинекологию…
Что поделаешь, раз судьба такая.
|
1 
