Последние дни было тепло и снег почти весь стаял. Неприятная была погода, неуютная, давила на нервы плохим каким-то предчувствием. Вот и вчера весь день было душно и тягостно, как бывает летом перед большой грозой. За ночь собрались тучи, затянули небо, не оставив ни малейшего просвета, и теперь, глядя на улицу сквозь запотевшее окно, трудно было понять, наступило все-таки утро или еще нет. Наконец пошел дождь.
Сначала в воздухе плавали комочки влаги, оторвавшиеся от низкого серого неба. Постепенно небо заполнило все пространство до земли, растворилось в воздухе, подобно тяжелому пару. Стало трудно дышать. Прямо из воздуха возникли первые капли, сначала редкие, но потом все чаще и чаще, и наконец дождь вовсю застучал по крышам. Он лил уже несколько часов и даже не думал кончаться. Невозможно было поверить, что через неделю с небольшим новый год. Просто черт знает что творилось с погодой.
В комнате было жарко. Топили как зимой, а на улице – плюс десять. В открытую форточку вместо свежего воздуха входила тяжелая теплая влага. Нечем было дышать.
Комната была крошечная, так называемый пенал. У одной стены стоял шкаф, у другой – диван, и места осталось только на узкий проход.
Возле дивана притулился маленький столик. На нем были: чашка с остатками чая, маленькая игрушечная собачка, две записные книжки, маникюрный набор, небольшое зеркальце на ножках и наручные часы на дешевом черном ремешке. На диване лежала женщина. На ней была только коротенькая оранжевая комбинация. Тут же на диване валялось несколько книг, но она ни одну не читала.
Женщина лежала на спине с закрытыми глазами. Поминутно рука ее непроизвольным, давно заученным жестом устремлялась к столику, чтобы взять часы. Но их не было на привычном (на расстоянии жеста) месте. Еще утром женщина переложила их на дальний край столика, а на ближнем краю соорудила баррикаду из чашки, зеркала, маникюрного набора, блокнотов и маленькой собачки.
Женщину лихорадило. Уже третий день она болела и никуда не ходила.
Дождь на улице шумел как летом, но когда она, закрыв глаза, впадала в гриппозный полусон, ей грезилось, что на улице весна, яркое синее небо, стучит капель, а на деревьях и крышах лежит только что выпавший снег, свежий, белый, пушистый, но уже обреченный, уже тающий прямо на глазах. Она даже ощущала запах тающего снега и ясно слышала отчетливый, звонкий стук капели.
«Мне все равно, который час. Я никого и ничего не жду. Мне безразлично, сколько осталось до шести часов», - внушала себе женщина, изо всех сил вдавливая в себя эти слова, но они, пустые и слишком легкие, тут же выныривали.
Когда-то, давно и далеко отсюда, маленькая девочка играла на краю огромного озера, в холодной прозрачной воде. Тонкие, обгоревшие на солнце руки погружали в воду мячик. Сначала он погружался легко, но каждый лишний сантиметр требовал все больше усилий. Текучая податливая вода становилась несговорчивой, сопротивлялась, боролась не на жизнь, а на смерть, и наконец выталкивала мячик с неожиданной силой. С брызгами и всплеском он выскакивал высоко в воздух, падал и снова качался на поверхности среди ослепительных солнечных бликов. Женщина плохо помнила мячик (кажется, был он синий с красной полосой). Озеро же, чистое и холодное под мощным потоком солнечных лучей, было для нее куда реальнее душной комнаты. «Все, что со мной происходит – какая-то невероятная, нелепая ошибка», - подумалось ей. И еще: «Ах, надо было остаться на том берегу навсегда!»
«Я никого не жду», - повторяла она то про себя, то вслух, и, подсеченная в полете, рука ее падала на диван, не успев наткнуться на чашку или зеркало. «Я так жить больше не буду. Я никого больше не жду, мне безразлично, сколько времени, мне все равно…»
А день тем не менее двигался к вечеру, к обещанным шести часам. Дождь не переставал. По улицам уже текли широкие потоки, а у магазина, где дорога, спустившись с горки, тут же снова поднимается, скопилось небольшое озеро.
Днем было так мало света, что не сразу стало заметно, когда стемнело. В темноте дождь еще усилился. Он лил упорно, монотонно, непрерывно, и казалось уже невероятным, что он когда-нибудь кончится. Слишком уж он был сплошной, и не было в нем никакой заминки, ни малейшей возможности для вздоха, для той незаметной перебивки, с которой он мог бы начать поворот, чтобы постепенно стихнуть. Наконец, не выдержав, отключилось электричество. Стало совсем темно и тихо, только шум дождя сплошной стеной висел за окном.
И женщина поняла, что не зря она многочасовым усилием останавливала время. В житейском механизме наконец что-то заскочило, с чего-то сорвалось. Все-таки жизнь можно изменить. Не нужно только соглашаться с обстоятельствами, какими бы железобетонными они ни казались. Стоило только найти силы и решимость отказаться, упорно и окончательно, и мир не выдержал. Весь этот день был как раскрывшаяся пауза, как раковина пустоты в монолите повседневности, он разрушил все прежние сцепления вещей и событий. Теперь будет новый день, и в нем возможно все.
Женщина стояла теперь у входной двери, временами вздрагивая от гриппозного озноба, и прислушивалась. Она была босиком. Оранжевые бретельки поминутно слетали с плеч.
С лестницы не доносилось ни звука. Молчали телевизоры. Соседи затихли, словно, как телевизоры, работали от сети и их тоже обесточили.
Наконец далеко внизу хлопнула дверь. Зазвучали быстрые отчетливые шаги, все выше по лестнице, все ближе.
Она открыла раньше, чем он успел постучать. Часы на столике показывали шесть с небольшим.
* * *
Мир оказался прочнее, чем ей было поверилось. Через полчаса включился свет и за стеной забубнил телевизор.
А еще через полчаса он засобирался домой. Дождь так и не перестал, но ему было недалеко. Всего три остановки на автобусе, перейти дорогу, и вот уже видно окно, это в кухне.
На крыльце под козырьком он остановился покурить. Дым неохотно растворялся в переполненном влагой воздухе, зависал сизым облаком. Фонарь у подъезда отражался в мокром асфальте, как луна в пруду.
Он бросил сигарету, не затушив. Под дождем она погасла еще в полете. Глубоко вздохнул, привычно переключаясь с босой женщины в оранжевой комбинашке на жену, которая, кутаясь в длинный халат, стояла сейчас у окна в кухне и смотрела на дождь. Потом вошел в подъезд и закрыл за собой дверь.
1999, 2011
|
1 
