Воронежская 11 поликлиника. Хирургический кабинет.
Это правда, что я считал дни и часы, когда смогу забыть дорогу в этот дом скорби, отработав своё по распределению, но неправда, что я там скучал. Соскучиться там было невозможно!
Строго по Жванецкому: "в государственное учреждение - только боком", в кабинет проникает Женщина.
Описать её могучее великолепие можно только словами моего закадычного друга, щирого украинця, Вовки Голуба: "Ось це и задныця - бублык зъисты можно, покы обыйдэш!"
Дама в панике, у нее трагедия: дома она села на иголку и та коварно проникла в необъятность ныне страждущих телес. И сейчас она бродит по телу и вот-вот дойдет до сердца, и все... конец!
Дама и весь маленький кабинет сотрясаются от рыданий:
- Доктор, спасите!
(Следуют все полагающиеся в таких случаях обещания.)
Осмотрев место трагедии, обнаруживаю красную точку - входное отверстие от поразившего несчастную смертоносного снаряда.
-Вырежьте её, Христа ради! Вот она... вот.. вот.. (Хватается руками за разные части своего тела, весьма удаленные от зоны поражения.)Вот, она здесь, а щас здесь! Саааасиииитееееее!
Мне стало по-настоящему страшно: дама стремительно приближается к инфаркту, а вытащить её из кабинета можно будет только по частям - утративши тонус, организм в дверь не пролезет ни боком, ни фронтом. Пропал я, горемычный.
Издаю вопль, на пару децибел перекрывающий истерику:
- Тихо! Не орать! Не мешайте думать! (Ох, мне бы маузер, как у Петьки... )
Расскажите толком: как ЭТО случилось, что шили, какая иголка? Подробно излагайте!
В таких случаях больные обрушивают на врача кучу ненужных подробностей и семейных тайн, включая цену купленного по блату паласа. Обычно это страшно мешает, но сейчас именно одна "второстепенность" мне очень нужна. Дама выдает её в мельчайших деталях
- Евдокия Федоровна ( это я к сестре), слушайте внимательно: дело срочное, времени на подготовку к операции у нас в обрез!
Умница Евдокия Федоровна обратилась в слух - она сразу всё поняла.
- Вот бумага, идите на рентген, пропустят без очереди. И бегом назад!
Пока дама проникала в дверной проем, дозвонился к рентгенологу:
- Николай Евгеньевич, дорогой, к тебе идет дама в крайне тяжелом состоянии, с опасной травмой: иголка в мускулус глютеус максимус. Пропусти ее без очереди - век должен буду.
Дама это слышит и с красного от натуги лица сползает тень инфаркта.
В освободившуюся дверь устремляется Евдокия Федоровна. Все теперь зависит от неё. С богом, голубушка!
Через пол-часа дама возвращается со снимком.
В самой середине филейной части а-ля "мечта людоеда" - иголка, нормальная швейная иголка.
- Ой, вот она! А щас здеся! Ой, уже ссюда пришла!
- Стоп! А где я её ловить буду, где резать-то?
- Тут!
Жест можно бы счесть неприличным при менее драматических обстоятельствах, но я возношу хвалу творцу женской логики.
- Ложись!
У сестры все готово.
Примитивная операционная стала похожа на кардио-хирургический центр. Самое главное вижу в стерильном лотке.
Тщательно обрабатываю операционное поле, обкладываюсь стерильным бельем, делаю местную анестезию, и решительно вонзаю скальпель. Милиметра на полтора-два, но широко, с размахом.
Потекла кровища, дама окаменела.
Долго и нудно ковыряюсь...
Зубчато-лапчатым пинцетом впиваюсь в могучие телеса за пределами анестезированной зоны.
Отчаянный визг дамы перекрываю своим, торжествующим:
Вот она, подлая!
Окровавленная игла звонко падает в лоток.
Останавливаю кровотечение (щелкая в воздухе микуличем - у него такой вкусный эффектный звук. Пеан звучит глухо, а микулич: щщщелк, щщщелк!).
Спасенная сползает со стола и после обычных церемоний удаляется в прекрасное Далеко.
Мы переводим дух. Приводим в обычное состояние кабинет.
Когда ушел последний больной, Евдокия Федоровна сготовила чайку с какими-то своими вкусностями.
- Какое все-таки счастье, что других иголок почти и нет в наших магазинах; говорит она на прощание.
- Да, это такое счастье. |
3 
