pj]Мой дом стоит на углу, на виду. Но туда никто не заходит, кроме жильцов и их посетителей, нагруженных сумками с продовольствием по случаю праздника или посиделок. Никто не заходит ко мне. В моей квартире вещи, которые обычно прячут, лежат на виду. Я не говорю о чем-то неприличном. Нет. Я говорю о книгах. Их у меня много. Они лежат на полу, стоят на полках, покрывают письменный и обеденный столы, громоздятся рядом с кроватью, на подоконнике, на балконе. Они портят интерьер. Но я не могу преодолеть эту давнюю любовь к накопительству бумажных страниц. Когда кто-то переступает мой порог , я начинаю разговор. В ответ они мямлят что-то невразумительное и мечтают поговорить о чем-то посредственном , не требующим многих лет жизни, мысли и интуиции, а то и просто о бытовых заботах, о покупках и продажах, женитьбах и разводах, рождениях и смертях. От этих посещений меня пробирает тоска. Повседневная жизнь моя довольно насыщена. Я много работаю, в свободное время пишу дневники, занимаюсь музыкой или спортом. У меня много знакомых, которые встречают меня с улыбкой, много говорят, остановившись на улице, и могут оказать любую услугу. Но иногда , почуяв какую-то ледяную блажь в области души , я выхожу из Города, который шуршит и сверкает за моей спиной, и постепенно удаляется из виду и из области ощущений, и я могу повернуться и крикнуть ему какую-нибудь гадость, и он ничего не услышит, а , может, услышит, но не захочет отвечать . На краю близлежащей деревни живет мой знакомый – Айлы. Это узкоглазый красивый человек в черной одежде. Я сажусь на скамью перед дверями и долго не могу постучать. Дело не в страхе, а в том, что Айлы может одним словом испортить настроение или неимоверно его поднять. В любом случае я не привыкла к эмоциональным перегрузкам. Для меня эмоции стали непозволительной роскошью, примерно как черная икра в деревенском магазине, где кроме макарон, хлеба и сахара ничего не бывает. И вот Айлы, каким-то невероятным образом почуяв мое присутствие или же просто выйдя набрать воды в колодце, сам появляется в дверях.

- Ну…чего сидишь, заходи…- несколько резко и бесцеремонно говорит он. Но я не обращаю на это внимания.

Я заварила себе чаю, открыла первую попавшуюся на глаза книгу и не заметила Айлы, когда он пришел с полным ведром воды.

- Ты читаешь не то, все это ты уже читала…Хватит…Исторический роман – тьфу, какая дребедень…

- Не предлагаешь ли ты мне заняться философией или теологией? Такие занятия хороши для тех, кто не делает из всякой теории жизни и спокойно козыряет цитатами из Гегеля под рюмку водки.

- Я предлагаю тебе уйти из Города туда , где органическое перетекание теории в практику не будет вызывать неудобства.

- Ха-ха…поселиться на краю деревни и таскать воду из колодца…А если сюда придут, Айлы, что будет тогда?

- Что ж…Мы просто уйдем…как это всегда делалось раньше. Твоя жизнь в Городе ни к чему не обязывает, но Город может закипеть как бульон и горожане могут одномоментно сойти с ума под действием какого-нибудь сильного импульса. Это замкнутая система, обреченная на вырождение. Что будет, если двери захлопнутся?

- Тогда я выскользну через дымовую трубу…- мне не хотелось продолжать разговор. В Городе было несколько человек, которых я не могла оставить, кроме того я делала много полезной работы. Выйти из Города сейчас? Я тебя умоляю, Айлы…

Айлы растворился в моем молчании. Кажется, он что-то сказал…

-Ты что-то сказал, Айлы?

Нет, мне показалось. Айлы всегда чувствует, когда надо молчать, хотя во всех остальных случаях для него не существует слова “надо”.

Айлы был одним из первых, кто вышел из Города, и Город возненавидел его за это. Город –мстительная штуковина. Он держал меня в своих железных объятиях, и ,хотя терпеть не могу объятия, я не вырывалась. Когда время от времени Айлы входил в Город по делам , Город натравливал на него своих служителей , одетых в синюю безликую городскую униформу. Они были пешками в лапах всемогущего Города. Он вертел ими как хотел. Я была свободной от импульсов, которые Город подавал в нервную систему своих служителей, и за это он все больше ненавидел меня.

- Ты не сможешь быть там до конца…

- До какого конца, Айлы? Ты все еще веришь в это?

- Катастрофа описана в книгах. Неужели ты стала как эти синие безликие горожане, не читающие книг…еще немного и Город начнет на тебя охоту…

- Да? И что по-твоему сдерживало его до сих пор?

- Город был слаб…

- Неужели эта махина может быть сильной? У нее нет свободного ума, Город – это мираж, всеобщая галлюцинация. Пшик…и она разрушится…

- Тогда попробуй произведи этот пшик…

- Зачем освобождать от иллюзии тех, кто не хочет жить настоящей жизнью…

- Ради науки…

- Айлы, ты ведь понимаешь, что , выйдя из Города, я многое там оставлю…впрочем, я не хочу грузить тебя своими проблемами…

Ночью мне казалось, что стены обрушиваются на меня. Айлы в доме не было. Я догадывалась, что он никогда не спит и скрывает это, ночуя в лесу на земле…Айлы думает, он решает мировые проблемы, он ворочает в уме такими категориями и понятиями, о которых большинство людей боится даже помыслить. Я тоже не сплю. Обычно у меня столько работы, что на сон не хватает времени. Человек на самом деле выносливее, чем кажется.

- Уйдешь на рассвете , не оглядываясь…- так сказал Айлы, или мне показалось, что совсем не важно , потому что я все поняла…

Я должна была уйти на рассвете , не оглядываясь, и я ушла. Первый раз мне так сильно не хотелось входить в Город…

Я включила компьютер и открыла почту. Вторую неделю кто-то писал мне странные философские письма, в которых, читая по диагонали, я находила решения своих проблем . Сумасшедший? Нет. Скорее у меня просто не было не решаемых проблем. А от этого почтового родства душ меня уже тошнило.

Айлы…Мне было жаль оставлять тебя…

Мое сознание накрыла волна сплошного глубокого сна, какой бывает от сильной усталости. Когда я проснусь, Город будет шуметь за моими окнами, зазвонят телефоны, компьютер будет выплевывать почту из огромного нереального рта…И я начну вспоминать…Настоящая жизнь, выход из городских ворот, Айлы…