Меня здесь нет.
Здесь больше нет меня.
Мой черный человек забрал с собою
всё, без чего не начинала дня,
всё, для чего я вышла из запоя.
Её здесь нет,
что, названная мной,
смешила кровь, смешав её с любовью.
Нет почты.
Только почва.
Перегной.
В земле мест много,
выбери любое.
Тебя здесь нет
его здесь нет, её,
их — liebe dich — нет, не было, не будет.
Не то чтобы так тщетно бытиё,
но тот, кто нужен —
спит.
Его не будят.
Колоколов коллоквиум звенит,
и все — вокруг да около — до колик!
Меня здесь нет.
Я занят. Я в зенит.
Кто изменил
меня
и мне?
Доколе
не быть мне, а казаться и казать
улыбочку дежурну?
«Не до жиру,
мне быть бы живу», — кычет стрекоза,
не чуя нынче легкую наживу.
В одну и ту же реку только снег,
нарушив все каноны, канет дважды.
Так — песней — по весне — ко мне — во сне —
comment ça va —
слова —
о том,
что важно.
Я — лабух, я — лопух, я — лабуда,
я замолчу, увяну и отбуду.
Когда-нибудь меня здесь будет да.
Когда-нибудь, авось,
сойду за Будду,
сойдя с любого поезда в любой
безвестный известковый городишко,
в котором пресловутая любовь
всегда была,
пожалуй, даже слишком.
Я променяю знание на зной,
и, перестав быть вашей,
стану выше.
Мой белый человек придет за мной
искомой всеми пятой стороной.
И черного я больше
не увижу.
|