Конечно, N, я письма все читал,
но говорить не хочется мне с Вами.
В последний раз бегу на Главпочтамт
разбрасываться ценными словами.
Наш срок был до отвратного продлен
стихами, обращенными — ко мне ли?
Поймите, N, я не был в Вас влюблен,
да вот и Вы ко мне окаменели.
Вы тонкая натура. Я же груб.
Не просьба, а приказ: не обессудьте!
Я превратил для Вас любовь в игру,
в которой победителей не судят.
Я не околдовал, не ворожил —
я брал свое, идя на зов природы,
а Вы, ловцом над пропастью во ржи
вообразив меня, в одни ворота
играли, восторгаясь как дитя
моею каплей меда в бочке дегтя!
Отказывались робко, но хотя
в глазах играло яркое "Пойдемте!"
Спасибо Вам за этот первоцвет,
что Вы дарили мне в апартаментах,
когда в домах привычно гасят свет
для всех животрепещущих моментов.
Что до любви — здесь не было любви.
Зов похоти не равен сердца зову.
Я прошепчу простое "C 'est la vie"
Вам вместо ожидаемого слова.
Конечно, N, я письма все прочел
не по диагонали — между строчек!
Обзаведитесь лечащим врачом —
у Вас такой неровно-нервный почерк!
Я не сгорел. Я просто не горел.
Вы сами все придумали, признайтесь.
Я Вас запомню, будто в янтаре
цветочной пылью выложена надпись,
и позабуду в скорости времен.
Быть может, я однажды пожалею.
Забудьте список всех моих имен,
не покупайте к битой вазе клея.
Я больше не сумею написать
Вам ничего; не стоит и пытаться!
И мне уже открыты небеса,
а Вам едва лишь стукнет девятнадцать..
Прощайте, N. Удачи пожелать
здесь было бы, наверное, издевкой.
Вы оставайтесь, главное, жива,
и шею не уродуйте веревкой.
На мне чугунной гирею висят
мои долги, накопленные с детства.
Я мертв давно. Мне скоро пятьдесят.
А Вы — живая, так зачем мертвец Вам?
И, чтоб Ваш свет со мною не погас,
из будущих мерцая сочинений,
приказываю: скройтесь с этих глаз,
что с каждым днем
становятся
чернее. |