РОЖДЕСТВО в ПРЕИСПОДНЕЙ
(пьеса опубликована под названием "Коллектор" в журнале "Современная драматургия", №3 за 2007 год)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
СИЗЫЙ, выглядит на 60
ПРУЛЬ, выглядит на 60
КЕШКА, выглядит на 20-25
НАДЮХА, выглядит на 30-35
КЛЯНЧИХА, выглядит на 65
Все, кто «выглядит» — выглядят значительно старше своих лет.
БАРИН, около 40 лет
СЕРГЕИЧ, около 50 лет
В эпизодах — капельдинер, два милиционера.
Явление 1
На сцене – полная темнота. Слышны только голоса героев.
СИЗЫЙ: (громко и хрипло) Ы!
НАДЮХА: (спросонья, испуганно) А? Что?
СИЗЫЙ: Ыыы!
НАДЮХА: Ой, мамочки, кто это?
СИЗЫЙ: Ыыыыыы!..
КЕШКА: Да это Сизый гонит!
СИЗЫЙ: Ыыы!
КЛЯНЧИХА: Ну, чего ревёшь, труба иерихонская? Всех переполошил!
СИЗЫЙ: Ыыыыы!
КЕШКА: Сизый, ну что за попса?
СИЗЫЙ: Пруль! Ыыы! Слышь, Пруль?
КЛЯНЧИХА: Да заткнись ты Христа ради!
СИЗЫЙ: Ы! Пруль! Ыыы!
КЕШКА: Эй, Пруль — ты что, оглох?
СИЗЫЙ: Ыыы!
НАДЮХА: Пруль, ты здесь?
СИЗЫЙ: Ыыыыы!
КЛЯНЧИХА: Господи, спаси благочестивыя! Пруль!
НАДЮХА: Пру-уль!
СИЗЫЙ: Ыыыыы!
КЕШКА: Пруль! Ты что там — кони двинул?
Тишина.
НАДЮХА: (шёпотом, тревожно) Пруль…
Тишина.
КЛЯНЧИХА: (тихо) Свят-свят… неужто отмучился раб Божий…
НАДЮХА: Ой, мамочки…
ПРУЛЬ: (совершенно спокойно) Сизый, что ты хочешь?
КЛЯНЧИХА: Тьфу ты, нехристь! Мы уж подумали…
КЕШКА: (хохочет) Это не попса! Это чисто психодел!
СИЗЫЙ: Ы… спички есть?
ПРУЛЬ: Есть.
СИЗЫЙ: А свечка со вчера осталась?
ПРУЛЬ: Осталась.
СИЗЫЙ: Засвети, а то не видно ни хрена.
ПРУЛЬ: Нельзя.
СИЗЫЙ: (икает) Эт почему?
ПРУЛЬ: Без свечки мы ещё продержимся часа три, а со свечкой и полчаса не протянем.
КЕШКА: (хохочет) Во прётся чувак! Пруль, ты ничего не курил, пока мы спали?
ПРУЛЬ: Я не курю. А у вас, молодой человек, что было в школе по физике?
КЕШКА: Какая, блин, физика, Пруль? Тебя просят человечьим языком: зажги свечку!
ПРУЛЬ: (отчётливо) Физика, блин, самая элементарная: зажгу свечку – кислород выгорит за считанные минуты. Задохнёмся как мыши под колпаком.
КЕШКА: Да ты только посвети, чтоб до люка добраться — откроем и напустим тебе кислороду с улицы, хоть задышись!
ПРУЛЬ: Нет там никакого кислорода. И улицы тоже нет.
КЛЯНЧИХА: Типун те на язык, что ты несёшь?
КЕШКА: (хохочет) Не курит он! Значит, нанюхался чего-то! Эй, Пруль, поделись торчевом!
СИЗЫЙ: Пруль, а по хлебалу давно не получал?..
ПРУЛЬ: (громко и уверенно) Спокойно! Между прочим, когда кричите — расход кислорода то-же повышенный. Уже, считайте, на час жизни себе сократили.
Все разом замолкают.
ПРУЛЬ: Вот так-то лучше. Объясняю ситуацию. Астероид. По данным учёных должен был по-дойти к Земле в апреле двадцать девятого года. Вероятность столкновения – один к трёмстам. Но астрономы либо просчитались, либо специально скрыли настоящие данные, чтобы не созда-вать панику, если и так всё кончено… Помните, когда спать укладывались, что-то грохнуло?
КЕШКА: Да, нехило грохнуло…
ПРУЛЬ: Всё.
Пауза, потом тихий скулёж – заплакала Надюха.
КЛЯНЧИХА: Господи, спаси благочестивыя! Так это что же, конец света выходит?
ПРУЛЬ: Можно сказать и так.
КЛЯНЧИХА: Господи, спа… (не договорив, скулит на пару с Надюхой)
СИЗЫЙ: (крякает) Бляха-муха… Слышь, Пруль, у нас выпить ничего не осталось?
ПРУЛЬ: Есть немного воды.
СИЗЫЙ: Да на хрена мне вода!
ПРУЛЬ: А больше ничего — вчера, если помнишь, Сергеич приходил.
СИЗЫЙ: (с чувством) Ммм! После этого насоса останется что-нибудь… а где он сейчас?..
ПРУЛЬ: Нигде. Нет больше Сергеича.
СИЗЫЙ: Туда ему, падле, и дорога!
ПРУЛЬ: Ничего, скоро и мы за ним отправимся.
КЕШКА: Так что — там, наверху, теперь совсем ничего нет? Только развалины и трупы?
ПРУЛЬ: Трупов, пожалуй, тоже нет — утянуло в открытый космос. Атмосфера-то утеряна.
КЕШКА: Ха, круто! Ничего нет! Будущего нет! Даже трупов нет! Остановите Землю, я сойду! Народ, это конкретный панк! (поёт) Всё идёт по пла-ану, всё идёт по пла-ану!..
ПРУЛЬ: И петь не рекомендую ради экономии кислорода.
КЕШКА: Да чего его экономить? Часом раньше, часом позже — какая, блин, разница? (поёт во всю глотку) А без музыки и на миру смерть не крас-на, а без музыки не хочется про-па-дать!..
СИЗЫЙ: Щас ты у меня пропадёшь нах, придушу щенка!
КЕШКА: Придушишь — начну разлагаться, потравитесь нафиг!
ПРУЛЬ: Не успеешь разложиться, тут всем жить осталось пару часов.
СИЗЫЙ: Как — пару? Ты ж говорил — три?
ПРУЛЬ: А сколько времени уже прошло? А сколько вы тут орали? А твой перегар?
СИЗЫЙ: (икает) И что делать?
ПРУЛЬ: Не знаю. Рот закрой.
Мужчины молчат, женщины скулят и всхлипывают. Вдруг сверху раздаётся стук ме-талла по металлу и голос Сергеича:
СЕРГЕИЧ: Гррраждане бомжующие! Вылазь по одному, за вами луноход приехал!
ПРУЛЬ: Н-да… Не так страшен Нострадамус, как его толкователи.
Явление 2
Наверху сдвигается крышка люка, оттуда падает свет. Мы видим довольно тесное по-мещение под землёй, соединённое со внешним миром небольшой шахтой и железной лестницей. Помещение пересекают две толстые трубы с вентилями. Всё это на языке специалистов на-зывается «тепловой колодец».
Данный колодец заселён лицами без определённого места жительства, чьи голоса мы слышали в первом явлении. Теперь эти лица явились нам воочию.
Крайний слева — Сизый. Сизый и есть. Крупный мужик со спутанной бородой, громким пропитым голосом, широкими жестами; одет в полном соответствии своему статусу.
Правее располагаются Клянчиха и Надюха. Клянчиха — толстая баба, или кажется тол-стой из-за кучи одежды, в которой она сидит как та капуста на грядке. На голове платок по самые брови.
Надюха одета легко: затёртое полупальто, когда-то стильное и дорогое, но теперь только остатки фасона напоминают о лучших временах; на ногах — рейтузы типа «китай-ский адидас» и стоптанные кроссовки. Сама Надюха, несмотря на то, что месяцы нездорово-го образа жизни, включая злоупотребление некачественным алкоголем, грубо отразились на её внешности, всё ж сохранила какой-то едва уловимый шарм.
Далее — Кешка: худощав, длинные патлы, жиденькая бородка. На нём чёрная кожаная куртка с заклёпками, чёрные джинсы и чёрные ботинки — всё заношенное, драное, затёртое.
Наконец, крайний справа — Пруль. Удивительно, как ему удаётся в таких условиях сохра-нять свою одежду в относительном порядке. Брюки, пиджак, пальто, шляпа — всё это, ко-нечно, мятое и далеко не новое, но довольно опрятное. Более того, у Пруля даже щёки выбри-ты и борода имеет подобие эспаньолки.
Итак, люк сдвинут, колодец освещён, и все его обитатели предстают перед нами в немой сцене: Пруль, не ожидая ничего хорошего, исподлобья следит за соседями, а те уставились на него.
Сергеич тем временем спускается в шахту. Классический сантехник при исполнении, «вооружён» большим разводным ключом.
СЕРГЕИЧ: (весело) Эй, чего заглохли? Так на клапан надавило, что язык не шевелится? (огля-дывается) Хех, да вы точно все обложились! Это что, я так шуганул? (смеётся, но тут же осе-кается, охает, хватается за голову)
СИЗЫЙ: Пруль, сука, убью нах!..
Сизый бросается на Пруля, бьёт его раз, другой, третий… Бил бы наверняка и дальше, но Сергеич сильно прикладывает Сизого разводным ключом по спине. Сизый вскрикивает и остав-ляет Пруля.
СЕРГЕИЧ: Брысь по углам!
СИЗЫЙ: (пытается пощупать ушибленное место) Ты что, Сергеич, озверел? Чуть ребро не сломал, нах…
СЕРГЕИЧ: А я предупреждал, чтобы никакого беспредела тут не было? А?
СИЗЫЙ: Да ты бы знал, что этот кадрила тут учудил, нах…
СЕРГЕИЧ: Это меня не колышет. Ваши дела — сами разбирайтесь. Но не здесь — там (показы-вает наверх). А здесь чтобы всё чин чинарём. Я из-за вас проблемы иметь не желаю, лучше сам вышвырну всех к едрене фене. Ясно?
СИЗЫЙ: Ясно…
СЕРГЕИЧ: (проверяет вентили) Не крутили? Смотрите, блин, если какая морда хоть пальцем тронет вентиль… (убедительно стучит ключом по барашку) Ясно?
СИЗЫЙ: Да ты нам уже сто раз говорил про эти вентиля, нах…
СЕРГЕИЧ: Я ещё раз спрашиваю: ясно?
СИЗЫЙ: Да ясно, ясно…
СЕРГЕИЧ: Ну а коли ясно, уясни ещё такую вещь: херово мне, трубы горят!..
КЕШКА: (хлопает по трубе) Да не, нормальные трубы — не горят, а греют в самый раз!
СЕРГЕИЧ: Ты мне тут не шути, дошутишься… Короче, ребята: мой словарный запас кончает-ся... Пузырь или денежный эквивалент, и зимуйте дальше на здоровье.
КЛЯНЧИХА: Креста на тебе нет! Мы же вчера с тобой рассчитались за эту неделю!
СЕРГЕИЧ: Креста на мне точно нет. А что, от бодуна помогает? Тогда буду носить.
КЛЯНЧИХА: Тьфу, богохульник!
СЕРГЕИЧ: Ну, хульник или не хульник, а за ментами пошёл. Так и так, товарищ участковый, заняли тепловой колодец какие-то тёмные личности, примите меры (берётся за лестницу, со-бирается лезть наверх).
СИЗЫЙ: Погоди, Сергеич! Что ты сразу — за ментами… Давай потолкуем!..
СЕРГЕИЧ: Мне сейчас толковать самочувствие не позволяет. Не хотите помочь больному чело-веку — и я вам помогать не хочу (лезет).
СИЗЫЙ: Да погоди ты! Сейчас что-нибудь придумаем.
СЕРГЕИЧ: (останавливается, но остаётся на лестнице) Думайте, только поживее.
СИЗЫЙ: (оглядывает соседей) Ну что, нах?..
КЛЯНЧИХА: А что ты на меня смотришь, что ты на меня смотришь? Нет у меня ничего! Вот те истинный крест — нету!
НАДЮХА: Вот семь рублей…
КЕШКА выворачивает карманы и «пердит» губами.
СИЗЫЙ (пристально смотрит на Пруля). Пруль! А, Пруль?
ПРУЛЬ: Я вчера сдал для него (кивает на Сергеича) вместе со всеми. Как договаривались. Больше ничего предложить не могу.
СИЗЫЙ: Мне посрать, что ты можешь предложить! Я спрашиваю, бабло у тебя есть?
ПРУЛЬ (после краткой паузы). Нет.
КЕШКА: Короче, тема тухлая (поёт). Но если твой путь впечатан мелом в асфальт — ту тỳ-ду, ту ту-дỳ — куда ты пойдёшь, когда выпадет снег?..
СЕРГЕИЧ: Это ты ментам споёшь — они любят песни… и пляски… (лезет наверх)
НАДЮХА: Подождите! А какой сегодня день?
СЕРГЕИЧ: Пятница, если тебе это поможет.
НАДЮХА: Поможет! Пожалуйста, не уходите пока!
СЕРГЕИЧ: Жду ещё ровно минуту. Только сразу предупреждаю: соблазнять меня даже не пы-тайся. Я примерный семьянин, и вообще…
СИЗЫЙ: Надюха, ты чего задумала?
НАДЮХА: Сегодня пятница! А каждую пятницу это мурло (указывает на Пруля) наводит ма-рафет и куда-то сваливает на весь вечер. Возвращается поздно и довольный как тюлень. Где-то, значит, оттопыривается по пятницам. Факт, у него и сегодня есть заначка!
ПРУЛЬ: Не факт, а всего лишь гипотеза. Причём гипотеза совершенно нелогичная. Из того, что я где-то бываю по пятницам, отнюдь не следует, что мне для этого нужны деньги.
НАДЮХА: Ха! Для этого-то? Для этого ещё как нужны! Я даже знаю, сколько нужно и где… уж я-то знаю!..
ПРУЛЬ (брезгливо). Не думаете ли вы, что я по пятницам пользуюсь услугами… вам подобных?
НАДЮХА: Ах, так нам подобные тебе не катят? Значит, ты ещё богаче, чем я думала! Сизый!
СИЗЫЙ: Понял, не дурак… Ну что, Пруль?..
ПРУЛЬ: Ничего.
СИЗЫЙ (подходит к Прулю): Совсем ничего? (резким движением хватает Пруля за шею, сги-бает, прижимает к бедру) Ну-ка, Надюха!..
НАДЮХА: Ага! (обшаривает Пруля) Есть! (вытаскивает деньги) Что я говорила! (смотрит) Тю, всего две сотни! (смеётся) А понтов, как у миллионера! (передразнивает) «Я услугами вам подобных не пользуюсь!..» Да тебе этой вшивой двухсотки ни на что другое и не хватит!
СЕРГЕИЧ: Зато мне хватит. Давай сюда.
Надюха отдаёт деньги Сергеичу.
СЕРГЕИЧ: Порядок! Всё, пошёл лечиться, а вы тут смотрите, ведите себя хорошо — на днях проверю! (уползает)
Явление 3
СИЗЫЙ (отпускает Пруля). Ладно, считай, за утрешнюю подлянку тебя простили.
Пруль молча выпрямляется, садится на своё место и, как ни в чём ни бывало, приводит себя в порядок: достаёт наполовину лысую щётку, чистит пальто и шляпу. На соседей — ноль внимания.
КЛЯНЧИХА: Ай да Надька! Ловко ты его, паскудника!
НАДЮХА (зло): А ты, корова, помолчала бы! Тебя саму потрясти, так, небось, тоже что-нибудь найдётся, и даже побольше…
КЛЯНЧИХА: Да… да… как только твой поганый язык поворачивается, блудница ты вавилон-ская! Тьфу на тебя, тьфу, тьфу! Умрёшь во грехах своих, в геенне жариться будешь!
НАДЮХА: Умру — не твоя забота, святоша штопаная!
КЕШКА: (поёт) У, жаль, что она умерла, у, как жаль, что она умерла! Вокруг меня чужие лю-ди, у них совсем другая игра, и мне жаль, что она умерла…
НАДЮХА: Слушай, хоть бы ты тут не выл, а? И так тошно…
КЕШКА: Вот и мне тошно — не иначе, жрать хочется.
КЛЯНЧИХА: (назидательно) Чтобы есть, надо работать.
КЕШКА: Это ты, что ли, работаешь?
КЛЯНЧИХА: А то нет? Пойди, посиди со мной день на каменных ступеньках, да ещё зимой как теперь — узнаешь, почём хлеб-то насущный! Тут все работают — Пруль вон банку люминевую собирает, Сизый тоже чего-то… достаёт, даже Надька, и та… в порту... Один ты валяешься кверху брюхом…
КЕШКА: Мне и так хорошо.
КЛЯНЧИХА: А коли хорошо, не жалуйся, что голодный… Есть-то не отказываешься, когда дают?..
КЕШКА: Дают — не отказываюсь. А не дают — пофигу.
КЛЯНЧИХА: Всё-то тебе пофигу! Что ты за человек такой…
КЕШКА: Я — панк, тётенька. Но тебе этого не понять.
КЛЯНЧИХА: Ладно, пан голозадый, пора мне — богослужение, поди, уж началось… (подхо-дит к лестнице, но прежде чем лезть, оглядывается на Кешку) А то пошёл бы со мной… вид у тебя оченно подходящий — ну вылитый Исусик... Я б тебе ножки одеялком замотала — как будто ходить не можешь — так бы славно с тобой заработали! Скоро Рождество, люди перед этим праздником как-то особенно добрые, хорошо подают… а?..
КЕШКА: Нет, тётка. Я, конечно, понимаю, что религия — пых-пых — опиум, но лично меня этот кайф не торкает…
КЛЯНЧИХА: Тьфу ты, бесовское отродье! Ну и сиди тут нежрамши, придурок!
Клянчиха пытается залезть на лестницу, но нижняя ступенька довольно высоко от пола, что создаёт для грузной бабы трудности. Клянчиха чертыхается. Кешка хохочет.
КЛЯНЧИХА: Что ты ржёшь как конь? Помоги женщине!
КЕШКА: А похавать вечером дашь?
КЛЯНЧИХА: Дам, дам… вымогатель!
КЕШКА: Я не вымогатель, я помогатель (подсаживает Клянчиху). Ну вот, а говоришь — не работаю!
Клянчиха уползает.
Явление 4
Те же. Надюха лежит, отвернувшись лицом к стене. Пруль достал осколок зеркала и, сев ближе к свету, на сухую скоблит щёки складной опасной бритвой. Кешка сидит на трубе и болтает ногами. Сизый тупо глядит на Пруля.
СИЗЫЙ: Слышь, Пруль! У тебя больше бабок не осталось?
ПРУЛЬ: (здесь и далее — совершенно спокойно, почти даже доброжелательно) Нет.
СИЗЫЙ: (икает) Точно?
ПРУЛЬ: (протягивает Сизому своё пальто) Можешь проверить.
СИЗЫЙ: (смущённо) Да что я… не верю, что ли… (о чём-то задумывается)
КЕШКА: Пруль, а что вчера вечером грохнуло?
ПРУЛЬ: Пар. Тут недалеко котельная. Когда пар под давлением выпускают, он гремит как взрыв… да это, собственно, и есть взрыв, потому что взрыв по определению — мгновенное расширение газа… всё-таки надо было вам, молодой человек, в школе физику учить.
КЕШКА: Нафига, если ты мне и так всё рассказываешь? А чего Сергеич за эти вентили трясёт-ся? Что будет, если их крутануть?
ПРУЛЬ: Смотря как крутануть. Вот этот вентиль — подача горячей воды в систему отопления, а вон тот — так называемая обратка, через которую вода из системы отводится. Перекроешь подачу — батареи в домах остынут. Перекроешь обратку — давление в системе подскочит, где-то может и прорвать.
КЕШКА: (хохочет) Короче, весело будет! Можно крутую подляну Сергеичу устроить!
ПРУЛЬ: Можно, только нам тогда придётся искать новое место для зимовки.
КЕШКА: Пруль, я с тебя тащусь — почему ты такой умный, а здесь?
ПРУЛЬ: Потому и здесь, что слишком умный.
КЕШКА: Тогда и мы умные, раз тоже тут?
ПРУЛЬ: Нет. Вы наоборот. Сизый здесь, потому что он спившийся дегенерат. Ты здесь, потому что ты дурачок иного рода — таких в старину называли блаженными. Про женщин я промолчу.
НАДЮХА: (поворачивается) Что так? Говори уж, не стесняйся.
ПРУЛЬ: Хорошо. Ты здесь, потому что глупа и ленива. Проституткой ты стала вовсе не из по-хоти или корысти — просто тебе не хотелось работать, зато хотелось реализовать свои инфан-тильные представления о «красивой жизни». Даже теперь, когда ты скатилась ниже некуда и совершенно очевидно, что на тебя уже никто кроме пьяного грузчика не польстится, ты всё мечтаешь, что однажды вдруг возникнет прекрасный принц, который заберёт тебя в своё замор-ское королевство…
НАДЮХА: (равнодушно) Козёл. Придушу как-нибудь ночью (отворачивается).
КЕШКА: (хохочет) Не бойся, Пруль — я по ночам следить буду! Пруль, а почему ты Пруль? Это чего?
ПРУЛЬ: Есть такой старый фантастический фильм, «Через тернии — к звёздам». Один из геро-ев — профессор с планеты Океан, его звали Коллега Пруль.
КЕШКА: Ага… А ты тут каким боком?
ПРУЛЬ: А я и есть инопланетянин.
КЕШКА: (хохочет) Блин, верю! (хохочет) Ты точно робот в пальто! (поёт) Звёзд-ная пыль на сапо-гах!.. (хохочет)
СИЗЫЙ: (Кешке) Ша, заглохни! Слышь, Пруль… а ты это… хочешь пойти туда?
ПРУЛЬ: Куда?
СИЗЫЙ: Ну, куда ты по пятницам ходишь.
ПРУЛЬ: Хочу или не хочу, а сегодня уже не получится.
СИЗЫЙ: А если получится?
ПРУЛЬ: Ты предлагаешь вернуть мне деньги?
СИЗЫЙ: Ну, типа того…
ПРУЛЬ: Изволь. Двести рублей, пожалуйста.
СИЗЫЙ: Нет, ты не понял. У меня сейчас ни копья, но к вечеру будут… если поможешь.
ПРУЛЬ: Криминал? Тогда нет.
СИЗЫЙ: Да какой криминал, нах!.. Просто погуляешь у забора, пока я… зайду кой-куда. А если что — ты меня не знаешь, я тебя тоже.
ПРУЛЬ: (подумав) Ну, хорошо.
СИЗЫЙ: Только вот ещё что… ты… это… вечером возьмёшь меня с собой.
ПРУЛЬ: Тебя? Зачем?
СИЗЫЙ: Пруль, я, конечно, спившийся конченый кретин, но ты, бляха, не умнее, раз такие во-просы спрашиваешь. Возьмёшь меня, потому что я тоже хочу.
ПРУЛЬ: Чего ты хочешь?
СИЗЫЙ: Да того же, чего и ты по пятницам, нах!..
ПРУЛЬ: А ты уверен, что тебе это понравится?
СИЗЫЙ: (хохочет) Пруль! Тебя в цирке надо показывать! Ему это нравится, а мне, значит, не понравится! Это всем нравится!
ПРУЛЬ: Понял. Может, лучше договоришься с соседкой? (кивает на Надюху)
СИЗЫЙ: Пруль, не обижай. Я к тебе как к человеку, а тебе западло меня в компанию взять.
ПРУЛЬ: Хм… Сформулируем вопрос иначе: а если тебе там не понравится?
СИЗЫЙ: Ну, если мне там не понравится, это уже мои проблемы. Я тебе ничего предъявлять не стану — сам напросился.
ПРУЛЬ: Угу. Ладно, договорились. Когда идём?
СИЗЫЙ: Да хоть прям щас!
ПРУЛЬ: Пошли!
Пруль и Сизый поднимаются и уходят.
Явление 5
Кешка и Надюха.
КЕШКА: (поскучав немного в тишине) Надюха, а ты сегодня никуда не идёшь?
НАДЮХА: (не оборачиваясь) Что, мешаю?
КЕШКА: Да нет, просто спросил. Все такие деловые, всем куда-то надо… думал, может, и тебе пора?..
НАДЮХА: Нет, я сегодня решила остаться.
КЕШКА: (поёт) Не так молода, но совсем не старуха, разбила паркеты из синего льда, зашла навсегда попрощаться Надюха, да так и осталась у нас навсегда…
НАДЮХА: (взрывается) Скотина, ты специально, да? Мало другие тут изгаляются, ещё ты бу-дешь, недоносок!.. (плачет)
КЕШКА: Бррр! Ты что, с дуба рухнула? Я ж просто так спел, без задней мысли. Хорошая песня, не попса какая-нибудь — Башлачёв…
НАДЮХА: Подохни со своим Башлачёвым!
КЕШКА: Ну, Башлачёв, скажем прямо, уже давно… (подумав, поёт) Башлачёв мёртв, а я ещё нет… Башлачёв мёртв, а я-а-а… те, кто нас любят, смотрят нам вслед… рок-н-ролл мёртв, а я… (барабанит по трубе) ещё нет… Слушай, Надька!.. Эйч!.. Да чего ты там уткнулась в стенку!.. Ну и фиг с тобой, отдыхай! (поёт) Э-эй, есть ещё здесь хоть кто-то кроме меня-а-а? Э-эй, есть ещё здесь хоть кто-то кроме меня-а-а?
НАДЮХА: Как ты уже достал своим нытьём! Чего тебе надо?
КЕШКА: Общения, Надя. Простого человеческого общения.
НАДЮХА: Отвянь, я на дому не работаю. Да и денег у тебя нет.
КЕШКА: (вопль души) Надюха, ну что за попса?!
Надюха смотрит на Кешку: тот скорчил уморительную гримасу — смесь страдания, уп-рёка, смеха и ещё невесть чего — и укоризненно качает головой. Надюха начинает хихикать, затем смеётся. Кешка тоже. Смеются вдвоём, как будто друг с дружки, долго, до одышки.
НАДЮХА: (переводя дыхание) Ох… ну ты чудик!.. И ругаться-то не умеешь — всё у тебя по-пса, да попса. Ну и что же, что попса — что плохого-то?
КЕШКА: Ты не врубаешься. Попса — это самая лажа, это самый стрём, это полный отстой!
НАДЮХА: Ну это для тебя так. А люди слушают, им нравится…
КЕШКА: Фу ты, да разве в одной музыке дело! Попса — это враньё, это галимое враньё, пони-маешь?
НАДЮХА (улыбается, мотает головой).
КЕШКА: Мгм… только ты не обижайся, я на примере твоей… профессии. Не обидишься?
НАДЮХА: Да валяй уж…
КЕШКА: Вот, приходит к тебе этот… ну…
НАДЮХА: Клиент.
КЕШКА: Клиент, ага. Ты его не любишь… может, он вообще тебе противен — но ты с ним лас-кова, какие-то типа чувства изображаешь… короче, врёшь.
НАДЮХА: Ха, если у меня будет морда тяпкой, кто ко мне пойдёт?
КЕШКА: Всё правильно, работа такая. Ты ему этак улыбнулась, как-то особенно на него погля-дела, где-то вздохнула, чего-то там помяукала (показывает) — вот тебе любовь! Так?
НАДЮХА: (смеётся с кешкиного показа) Вроде того.
КЕШКА: Теперь смотри: выходит на сцену тёлка, глазки закатывает, поёт с придыханием о ка-кой-то там нежности у неё в промежности — какая разница, если ей вся эта нежность по бара-бану, она тупо бабки зарабатывает? Чем она от тебя отличается? Ничем! Ты хоть знаешь своё место и ничего лишнего о себе не воображаешь, а та — с претензиями, пыжится вся из себя, ти-па «звезда»… Вот тебе попса в натуральном виде. А другие это хавают, потому что они такие же. Они живут точно так же — сплошные понты и враньё, и больше ничего. А спроси любого: зачем тебе все эти понты, зачем вообще живёшь — один ответ (пародирует): «Вот только ты меня не грузи, не грузи!..» И песенки им нужны такие же — чтобы не грузили, чтобы, не дай Бог, вдруг не задуматься… Потому-то я и свалил из той жизни, что никакого смысла в ней нет. Потому что вся их жизнь — попса вонючая, и мне там делать нечего.
НАДЮХА: Ну тогда почему ты здесь? Если уж решил свалить из жизни — сваливай совсем! Фьють (выразительный жест) — и готово!
КЕШКА: (улыбается и грозит пальцем) Э, нет! Если я (повторяет надюхин жест) «фьють», значит, я всю эту попсу признал и согласился, что она — сильнее... Допустим, тусуешься ты на одной точке с уродом, который тебя постоянно достаёт. Что делать? Уйдёшь — он, может, того и хотел. Начнёшь огрызаться — станешь таким же, как он. Нет, надо держать себя так, как буд-то этого придурка и нет вовсе. Вот и я так же живу — как будто этого грёбаного мира со всей его попсой дешёвой — нет. И все истинные панки так живут! (смеётся) А почему я здесь — да потому что здесь настоящий андерграунд! (поёт)
Друзья, давайте все умрём!
К чему нам жизни трепетанье?
Уж лучше гроба громыханье
и смерти чёрный водоём.
Друзья, давайте будем жить
и склизких бабочек душить!
Всем остальным дадим по роже,
ведь жизнь и смерть — одно и то же!
Ля, ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля,
Ля, ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля,
ля-ля, ля-ля, ля,
ля-ля, ля-ля, ля…
Надюха — может быть, неожиданно для себя самой — подхватывает припев:
Ля, ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля,
Ля, ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля,
ля-ля, ля-ля, ля,
ля-ля, ля-ля, ля…
Вдруг сверху раздаётся незнакомый голос:
— О, да тут весело!
Явление 6
В колодец спускается Барин — засаленная телогрейка, ушанка с проплешиной — то ли бомж, то ли сантехник — впрочем, для того и для другого у него довольно холёная физионо-мия. В руке чёрный пакет. Спустившись, быстро и цепко оценивает обстановку. Улыбается.
КЕШКА: Дядя, ты кто?
БАРИН (подмигивает Надюхе, отвечает Кешке). Я — шахид. В курсе?..
КЕШКА: Знаем. Это такая паршивая попса, которая взрывается. У тебя ещё должен быть спе-циальный пояс, где всякого дерьма натолкано.
БАРИН: Есть и пояс (обтягивает на животе телогрейку, видны выпирающие предметы). Вот — пять гранат. Противотанковые. Два с половиной кило тротила. Рванут — мало не покажется.
НАДЮХА (кокетливо): Первый раз в жизни встречаю такого общительного шахида!
БАРИН (подыгрывает): А сколько у тебя было шахидов до меня?
КЕШКА: У неё шахидов не было, у неё только грузчики в порту…
НАДЮХА: Тебя не спрашивают! Много ты знаешь, кто у меня был…
КЕШКА (поёт). Все те мужчины, которых ты знала, рано или поздно бросали тебя, и вот пора опять начинать всё сначала, пора опять начинать с нуля…
НАДЮХА: Заткнись, урод!
КЕШКА: Молчу, красавица. Вон твоё чудовище.
БАРИН: Какой невоспитанный молодой человек!
НАДЮХА: Да вообще хамло!
КЕШКА: Ой, да идите вы!..
НАДЮХА: Может, сам пойдёшь погуляешь?
КЕШКА: Ты ж на дому не работаешь?
НАДЮХА: Ну ты козёл!..
КЛЯНЧИХА (спускается): Господи, спаси благочестивыя! В церкви такой мир, такое благочи-ние, а тут опять лаются!
КЕШКА: Гав-гав, гав! Рррр-гав!..
КЛЯНЧИХА (уже спустилась). Тьфу, шут гороховый, чтоб тебя перекосило! (замечает Бари-на) А это кого ещё Бог послал?
БАРИН: Человека, мать. Человека.
КЛЯНЧИХА: Какая я тебе мать — за нóгу хвать!.. Вот что, мил человек — ступай-ка своей до-рогой. У нас тут и так тесно, а скоро наши мужчины придут, два здоровенных мужика…
КЕШКА (фыркает). Особенно Пруль — супермен с планеты Шао-Линь!
БАРИН: Так, обстановка враждебная. Пора приводить в действие пояс…
КЛЯНЧИХА: Чего? Какой ещё пояс? Вот наши мужики покажут тебе пояс!
КЕШКА: Тётенька, вы не поняли! Он террорист-смертник, у него за поясом пять гранат! Если рванут — Сергеич будет здесь трубы новые ставить… только сначала потроха наши выгребет…
КЛЯНЧИХА: Господи, спаси благочестивыя! Да что нынче за день такой — то конец света, то этот… смертник!.. Милый, да ты, поди, шутишь? А? Скажи, шутишь ведь?
БАРИН: Нет, мать, не шучу. Видишь, расстёгиваю телогрейку? Вот как расстегну последнюю пуговицу, да как распахнусь на счёт «три» — вот тогда узнаешь, какие бывают шутки…
КЛЯНЧИХА: Эй, эй, ты это… того… перестань!.. Мне, что ли, места жалко? Хочешь — оста-вайся на здоровье, только давай не надо, а?..
БАРИН: Поздно, мать. Раз… два…
КЛЯНЧИХА: Выносите, святые угодники! (с потрясающей быстротой взлетает по лестнице)
БАРИН: Три! (распахивает телогрейку, из-за пояса у него торчат пять бутылок водки)
НАДЮХА: Вау! (смеётся и аплодирует)
КЕШКА: Я так и знал, что там какая-нибудь попса.
КЛЯНЧИХА (осторожно заглядывает в люк). Что, не сработало?
БАРИН: (выставляет бутылки на ящик, служащий населению колодца столом, выкладывает из пакета закуски) Ещё как сработало! Спускайся, мамка, подорвёмся!
КЛЯНЧИХА: (спускается) Тьфу ты, чертяка, напугал как! А я ведь сразу поняла, что человек хороший, только шутит…
КЕШКА: Пруль тоже шутит, но ты его хорошим не считаешь.
КЛЯНЧИХА: Тьфу на твоего Пруля! Самая бесполезная тварь, и шутки у него бесполезные.
КЕШКА: А это, значит, полезная шутка?
КЛЯНЧИХА: Ты совсем дурак, али как? Не видишь — угощает человек!
БАРИН (наливает водку): Угощаю, угощаю. Я сегодня всех угощаю… (Кешке) И тебя тоже.
КЕШКА: Ха, думаешь, я откажусь? Из принципа не откажусь!
БАРИН: Из какого принципа, если не секрет?
КЕШКА: Секрет.
НАДЮХА: Да нет у него никакого принципа!
БАРИН: Что ж, жить без принципов — тоже принцип… Однако стол накрыт, прошу (устраива-ется рядом с Надюхой).
КЕШКА (вызывающе поёт). Мы можем пИть с тобой, но мы не будем пЕть с тобой!
БАРИН (игнорирует кешкин выпад). Ну что, за знакомство?..
Явление 7
В зрительный зал входят Пруль и Сизый, пробираются по проходу.
На сцене тем временем выпивают-закусывают, Клянчиха о чём-то тараторит (звук «выключен»), Надюха клеится к Барину, Кешка угрюмо молчит, хотя пьёт со всеми.
СИЗЫЙ: О! Ты куда меня привёл? Темно…
ПРУЛЬ: Тссс! Я привёл тебя туда, куда хожу каждую пятницу.
СИЗЫЙ: А это чего?
ПРУЛЬ: Да тише ты! Это театр.
СИЗЫЙ: Чего?
ПРУЛЬ: Театр!
СИЗЫЙ: Это как?
КАПЕЛЬДИНЕР: Граждане, в чём дело?
ПРУЛЬ: Простите, мы немного опоздали.
КАПЕЛЬДИНЕР: Опоздали, так не шумите. Вошли тихонько и сели…
СИЗЫЙ: Сама садись, дура! А мы присядем!
ПРУЛЬ: Да замолчи ты! (капельдинеру) Простите, пожалуйста!
КАПЕЛЬДИНЕР (обиженно). Ну это, знаете, совсем уж!..
Пруль и Сизый усаживаются на свои места.
СИЗЫЙ: И чего теперь?
ПРУЛЬ: (раздражённо) Да ничего! Сиди молча и смотри.
СИЗЫЙ: А, это типа кино, только всё в натуре показывают?
ПРУЛЬ: Молодец, догадливый. Теперь давай смотреть.
СИЗЫЙ: Ага… о, гляди, а вон та на нашу Надюху похожа!
ПРУЛЬ: Да успокоишься ты или нет?
СИЗЫЙ: Но ведь похожа!
ПРУЛЬ: Может, и похожа. Только эту звать Настя.
СИЗЫЙ (недоверчиво): Ты откуда знаешь?
ПРУЛЬ: От верблюда! Это классическая пьеса, её каждый культурный человек знает.
СИЗЫЙ (обиженно). Ну ты пальцы-то не растопыривай…
КЛЯНЧИХА (подперев голову рукой, запевает). Середь но-очи... пу-уть-дорогу не-е видать... Эх, и не вида-ать пути-и...
БАРИН: Эй! Не пой.
КЛЯНЧИХА: Не любишь?
БАРИН: Когда хорошо поют — люблю.
КЛЯНЧИХА: А я, значит, не хорошо?
БАРИН: Стало быть…
КЛЯНЧИХА: Ишь ты! А я думала — хорошо пою. Вот всегда так выходит: человек-то ду-мает про себя — хорошо я делаю! Хвать — а люди недовольны...
ПРУЛЬ (возмущённо). Чёрт-те что!
СИЗЫЙ: Чего тебе не нравится?
ПРУЛЬ: Лука мне не нравится.
СИЗЫЙ: Это тот, в телогрейке, что ли?
ПРУЛЬ (указывает на Клянчиху): Нет, это вон тот, в юбке.
СИЗЫЙ: Да ты гонишь! Лука — мужское имя, а то — баба!
ПРУЛЬ: Это не я гоню, это режиссёр гонит. Да, много видал я трактовок образа Луки… но та-кого… хех, новая режиссура, чтоб её!..
КЕШКА (вскакивает, свистит). Эй, жители!
БАРИН: Чего орёшь?
КЕШКА (он уже заметно пьян): Извините... простите! Я человек вежливый... я такой человек, что... ничего не желаю! Ничего не хочу и — шабаш!.. (ложится на пол). На, ешь меня! А я — ничего не хочу!.. пойду лягу середь улицы — дави меня! Я — ничего не желаю!..
КЛЯНЧИХА (добродушно). Эх, парень, запутался ты...
КЕШКА: Тётушка! Я понял тебя! Ты — великий утешитель! Мне твоих утешений не надо, но всё равно — спасибо тебе!
ПРУЛЬ: (громко) Тьфу! (встаёт, чеканит) Постмодернисты дебильные!
СИЗЫЙ (ржёт). Во даёт!
КАПЕЛЬДИНЕР: Граждане, да что вы себе позволяете?! Я сейчас вызову кого следует, и вас выведут!
ПРУЛЬ: Не трудитесь, сам уйду! (идёт к выходу)
СИЗЫЙ: Да, сами свалим! А ты, дура, сиди тут и смотри свою шнягу, поняла? (догоняет Пруля, дружески кладёт ему руку на плечо) Ну, ты круто их обложил! (Ржёт. Вдвоём уходят).
Явление 8
Действие на сцене тем временем продолжается.
КЕШКА: А знаешь что, тётка? Давай я завтра с тобой пойду! Мне всё это, конечно, пофигу… но как раз поэтому я и пойду… потому как если пофигу — могу не пойти, а могу и пойти… вот я и пойду. Хочешь?..
КЛЯНЧИХА (суетливо): Давно пора, миленький, давно пора! У меня и колясочка на примете есть — усадим тебя, ножки прикроем… (входит в «роль») сыночек мой непутёвый, скитался, горюшка нахлебался, уходил из дому на своих ноженьках, а вернулся — вот… (всхлипывает, утирает слёзы) сама старая-больная, а теперь ещё и сынок-инвалид… помогите, люди добрые! А ты ничего не говори, только смотри так жалобно… сможешь?
КЕШКА (кивает): Угу.
КЛЯНЧИХА: Вот и славненько… (умилённо) ну видок у тебя — натуральный Исусик!
КЕШКА (кивает): Угу.
КЛЯНЧИХА: Только сейчас ты лёг бы поспал, а то ведь завтра раненько вставать…
КЕШКА: Угу! (кивает, но остаётся за столом, хотя больше не пьёт)
КЛЯНЧИХА: (воодушевлённо) Рождество скоро, Рождество Христово! Это ж понимать надо!
БАРИН: Э, чего там понимать! Работать люди не хотят. Мало им Нового года, ещё Рождество какое-то придумали.
КЛЯНЧИХА: Ну, кто не хочет, а нашему брату — самая работа! Что-то всё-таки с людьми слу-чается под Рождество: и в церкву много их приходит, и все такие радостные, а уж как подают охотно!.. на Новый год такого не бывает. Самый заработок на Рождество!
БАРИН: Ну, тогда предлагаю тост за процветание новой корпорации «Мать и дитя»! Желаю им стабильных доходов и динамичного экономического развития!
НАДЮХА: Ура!
КЛЯНЧИХА (стучит по столу): Тьфу-тьфу-тьфу!..
Пьют. Внезапно раздаётся сигнал мобильного телефона. Клянчиха поперхнулась. Все за-мирают. Сигнал повторяется. Все смотрят на Барина.
БАРИН: (с демонстративным пренебрежением) А, это у меня… (лезет за пазуху, достаёт мо-бильник) Вот, надыбал сегодня… (телефон продолжает звонить) Кстати, как эта хрень вы-ключается?
НАДЮХА: Можно?.. (берёт телефон, выключает, разглядывает) Ух ты, дорогая штучка! Очень дорогая — такую и не в каждом магазине купишь…
БАРИН: Да? Значит, повезло…
Снова раздаётся сигнал.
НАДЮХА: (испуганно) Это, наверное, хозяин звонит, хочет узнать, у кого аппарат…
БАРИН: Выключай нахрен!
НАДЮХА: (выключает) Так он опять звонить будет…
БАРИН: А совсем вырубить его никак нельзя?
НАДЮХА: Можно.
БАРИН: Ну так выруби!.. Готово? Давай сюда… (забирает телефон) Я бы сдал его… за пару кусков… только вот кому? Сам-то не местный…
КЛЯНЧИХА: А вот Сизый придёт, у него спросишь — он тоже всё чего-то где-то… сдаёт…
БАРИН: Что за Сизый?
НАДЮХА: Да нормальный мужик. Это Пруль придурок…
КЕШКА: Н-не гони! Пруль — клёвый чувак! Он панк ещё больше, чем я!
НАДЮХА: Да уж, один другого стоит! (Барину) Увидишь это чучело…
КЕШКА: С-сама ты… чучело… кошка тебя вздрючила…
НАДЮХА: Слушай, шёл бы ты бай-бай! Детское время уже кончилось.
БАРИН: (Надюхе) Ладно, отстань от пацана.
КЛЯНЧИХА: (елейно) Эх, хорошо сидим!
БАРИН: (строго) Сам не сижу, и тебе не советую. Просто отдыхаем.
КЛЯНЧИХА: (машет руками) Фу ты, ну конечно, конечно отдыхаем!
КЕШКА: (сонно поёт себе под нос) Я устал и отдыхаю, в балаган вас приглашаю, где куклы так похожи на людей…
БАРИН: А гитары нет?
КЕШКА (раскидывает руки и «пердит» губами). Ещё осенью об гопничков разбил.
БАРИН: Жаль.
КЕШКА: Кого — гитару или гопников?
БАРИН: Тебя. Ну что, выпьем?
КЕШКА: Не, я — пас, мне завтра на работу… я так посижу… то есть, поотдыхаю…
БАРИН: Ну отдыхай, отдыхай…
Все кроме Кешки пьют-закусывают.
НАДЮХА: Сто лет нормальной колбасы не ела.
БАРИН: Вкусно?
НАДЮХА: Угу! (вздыхает) Шоколадку бы ещё…
БАРИН: (грубо) От шоколада женщины тупеют.
Надюха обиженно надувает губки.
Явление 9
Сверху голоса Сизого и Пруля, а вот уже и они сами спускаются.
СИЗЫЙ: Пруль, а ведь ты меня уел! Конкретно уел! Я думал, ты по бабам шляешься, а ты вон, в театр!..
ПРУЛЬ: Да лучше бы я к проституткам пошёл, чем в такой театр!
СИЗЫЙ: (гогочет) Ладно, не психуй… (замечает Барина) Опа! Не понял!..
БАРИН: А без бутылки и не поймёшь. Присаживайся…
СИЗЫЙ (внимательно оглядев натюрморт): Ночуешь или жить?..
БАРИН: Погляжу там…
СИЗЫЙ (весело): Ну так наливай!
Барин наливает Сизому полный стакан.
СИЗЫЙ: Ну, за встречу! (не дожидаясь ответа, выпивает) Слушай, а где-то я тебя видел?..
БАРИН: Это вряд ли. Я первый день в вашем прекрасном городе.
СИЗЫЙ: Гм?.. Тогда, может, в Волченцах? Я там два года оттоптал… так, по мелочёвке…
БАРИН: Нет, не доводилось.
СИЗЫЙ: Ну, нэт так нэт… Тогда наливай!
НАДЮХА: А что вы там про театр говорили?
СИЗЫЙ: (ржёт) Это отдельная тема! Пруль, оказывается, целую неделю тару собирает, чтобы в пятницу в театр сходить!
НАДЮХА: Я так и думала, что он импотент.
СИЗЫЙ: (ржёт ещё сильнее) Ты поосторожнее со словами, а то он тебя так обложит! Сегодня ему чего-то там не понравилось, он встал и такое завернул!.. (Прулю) Как ты их — пизд… мор-ден… нисты?.. (остальным) Короче, говорит, морды у вас — сами знаете, на что похожи!
Все смеются, даже Кешка.
КЕШКА: Пруль, круто! Я всегда говорил, что ты настоящий панк!
ПРУЛЬ: (спокойно) Я вообще-то классику предпочитаю.
КЕШКА: Классика — это клёво. Это не попса. (вздыхает) Только слишком заумно, я не вруба-юсь… Пруль, а давай в следующую пятницу на концерт сходим?
ПРУЛЬ: (качает головой) Слишком дорогие билеты. Я лучше в театр юного зрителя пойду, там сказки показывают — на них, вроде, ещё не научились изгаляться… (пристально смотрит на Барина) Как раз недавно премьера была… про то, как один царь переодевался в нищего и ходил по трущобам, смотрел, как живут его подданные — очень интересная сказка…
БАРИН: (пристально смотрит на Пруля) Что-то знакомое. Это не в той сказке одному мудрецу язык вместе с головой оторвали?
НАДЮХА: (льнёт к Барину, жеманно поёт) Восточные сказки, зачем ты мне строишь глазки?..
БАРИН: (отстраняет от себя Надюху) Да, типа того… (встаёт) Ладно, мальчики-девочки, расслабляйтесь, а мне пора…
НАДЮХА: (упавшим голосом) Куда?
Барин, не отвечая, уходит.
Явление 10
Те же.
СИЗЫЙ: Да пусть катится, куда хочет! Главное, выпивон оставил (хмыкает). И всё-таки где-то я его видел…
ПРУЛЬ: Да в прошлом году на каждом заборе.
СИЗЫЙ: Не понял?..
ПРУЛЬ: Плакаты. То ли «Их разыскивает милиция», то ли «Все на выборы» — что, впрочем, одно и то же.
СИЗЫЙ: Опять не понял?..
КЕШКА: Я чего-то тоже не срастил — что за попса такая?..
ПРУЛЬ: И не надо — спокойнее спать будете.
НАДЮХА: (в истерике) Пруль, сволочь, урод! Это из-за тебя он ушёл!
ПРУЛЬ: Конечно из-за меня. Если б не я, он бы через час признался тебе в любви, а через два вы бы уже лежали в жарких объятиях под балдахином, и гибкие нагие юноши с опахалами слу-жили бы вам… восточные сказки…
НАДЮХА: Убью скотину! Точно когда-нибудь убью!..
ПРУЛЬ: Зачем когда-нибудь, если можно сейчас? Могу помочь. Что тебе предложить в качест-ве орудия убийства?
НАДЮХА: Да я так тебе глотку перегрызу!
ПРУЛЬ: Перегрызть не сможешь. А вот перерезать — пожалуй (достаёт свою бритву, раскры-вает, кладёт перед Надюхой). На, бери!
Надюха берёт бритву и, зажав её в кулаке, с ненавистью смотрит на Пруля.
КЛЯНЧИХА (беспокойно): Вы чего это, вы чего?..
КЕШКА: Эй, что за попса!
СИЗЫЙ: Пруль, завязывай…
ПРУЛЬ: (не обращая внимание на остальных, оголяет шею) Вот здесь — сонная артерия. Если сумеешь её перебить — шансов на выживание у меня ноль. Ну?..
Надюха, не отрывая взгляда от Пруля, заносит руку с бритвой, шипит, скрипит зубами, и вдруг с остервенением несколько раз полосует себя по запястью. Клянчиха визжит. Сизый и Кешка набрасываются на Надюху, отнимают у неё бритву. Пруль аккуратно поправляет шарф, наливает себе водки, культурно выпивает, закусывает и отправляется на своё место, откуда наблюдает, как Кешка, Сизый и Клянчиха хлопочут вокруг Надюхи.
Свет постепенно гаснет.
Явление 11
На авансцене — «на улице» — появляется Барин. Останавливается, достаёт мобильный телефон, включает, набирает номер.
БАРИН (по телефону). Ну, чего звонил?.. А какая тебе хрен разница, где?.. Ах, она меня ищет! А как она меня ищет — по городу бегает?.. Нет, из дому звонила? Ну так скажи этой жирной свинье: пусть надевает шубу за сорок пять тысяч баксов, которую вчера в «Палаццо» купила, и рысью чешет на улицу — искать меня по-настоящему, а то я совсем потеряюсь… Какие, мля, шутки — реально тебе говорю! Так и передай… Чего?.. А пацанам я зачем?.. Да, сегодня мой день рождения, дальше что? (саркастически) Сюрприз приготовили? Вы что, за дурака меня держите? Хочешь, я тебе скажу, что там за сюрприз: будет много жратвы, пойла и шлюх, да ещё подарите какое-нибудь немеряно дорогостоящее фуфло, которое мне на самом деле нахрен не нужно — вот и весь сюрприз. Короче, слушай сюда: сегодня мой день рождения, мой собст-венный! И я проведу его так, как я хочу, а не так, как хотят пацаны или эта… чушка! Понял?.. Чего?.. Все собрались, меня ждут? А Комар тоже там? Скажи ему: сейчас я приеду, возьму его за шкварник, отвезу на Мичманскую, и здесь буду шнобелем тыкать в каждую яму — вся доро-га расхерачена, машины ездят по тротуару, где мамаши с колясками ходят! Я его, урода, на-чальником управления для чего поставил?.. Погоди секунду! (опускает руку с телефоном, офи-циально обращается к залу) Уважаемые зрители! Сюжет и персонажи данной пьесы вымышле-ны и к нашему городу никакого отношения не имеют. Любые совпадения совершенно случай-ны. (в телефон, усталым голосом) Ну, где вы там собрались?.. Да ладно, расслабься — уже еду, через полчаса буду… (убирает телефон) Достали, мля… всё достало… (уходит)
Явление 12
На сцене – полная темнота. Слышны только голоса героев.
СИЗЫЙ: Ы! Пруль!
ПРУЛЬ: Не ори, слышу.
СИЗЫЙ: Не спишь?
ПРУЛЬ: Утро уже давно.
СИЗЫЙ: (зевает) А… ну так запали свечку.
ПРУЛЬ: (удивлённо) Зачем?
СИЗЫЙ: Э, только ты опять дуру не гони про конец света и всё такое…
ПРУЛЬ: Причём тут конец света? Тебе что, темно?
СИЗЫЙ: (саркастически) А тебе типа светло?
ПРУЛЬ: Вполне. А тебе что, открытого люка уже не хватает?
СИЗЫЙ: (ехидно) А он открыт?
ПРУЛЬ: (в тон Сизому) А ты сам не видишь?
Пауза.
СИЗЫЙ: (неуверенно) Пруль… если ты снова что-то мутишь…
ПРУЛЬ: (раздражённо) Ну хватит! Мне пора идти, а я тут твои похмельные бредни слушаю. Всё, счастливо оставаться!.. Проспись как следует!
СИЗЫЙ: (тревожно) Пруль, погоди!
ПРУЛЬ: Что ещё?
СИЗЫЙ: (жалобно) Не вижу ни хрена.
ПРУЛЬ: Ты серьёзно?
СИЗЫЙ: Нет, бляха, прикалываюсь!
ПРУЛЬ: Ну-ка, зажмурь глаза… помассируй их ладонями… открой. Что теперь?
СИЗЫЙ: Да ни хрена!
ПРУЛЬ: Хлопни себя по щеке… (слышен шлепок) по другой… (шлепок) сильнее… (шлепок) ещё сильнее… (очень звучный шлепок) Ну?..
СИЗЫЙ: Какие-то искры… а больше ни хрена.
ПРУЛЬ: (озабоченно) Та-ак… А что ты вчера пил?
СИЗЫЙ: Да какой-то тормозухой разжился по случаю… а что?
ПРУЛЬ: А не метиловый ли это был спирт?
СИЗЫЙ: Какая мне хрен разница — спирт, да и спирт… а что?
ПРУЛЬ: Да ничего. Скажи спасибо, что жив остался.
СИЗЫЙ: Понял… А эта беда когда пройдёт?
ПРУЛЬ: Кто тебе сказал, что она пройдёт?
СИЗЫЙ: (испуганно) Пруль, ты чего, ты чего?..
ПРУЛЬ: Метиловый спирт — яд. Страшный яд. При малых дозах вызывает сильное отравление, при больших — люди слепнут или умирают. Так что тебе ещё повезло.
СИЗЫЙ: (орёт изо всех сил) Нет!
КЕШКА: (спросонья кричит) А-а-а!
НАДЮХА: (спросонья кричит) Мама!
КЛЯНЧИХА: (спросонья кричит) Караул, грабят!
СИЗЫЙ: Нет! Нет! Нет!
КЛЯНЧИХА: Ой, не берите греха на душу!
НАДЮХА: Мама, мамочка!
КЕШКА: Что за попса? Дайте света!
СИЗЫЙ: (ревёт) Не-е-ет!
КЕШКА: Да ёлы-палы!..
Явление 13
Кешка наощупь добирается до люка и сдвигает крышку. Падает свет. Мы видим перепо-лошенных обитателей колодца; Сизого, прижавшего ладони к глазам и орущего «Нет, нет!», и Пруля, спокойно восседающего на своём месте.
КЕШКА: (хватает Сизого за руки) Сизый, что с тобой?
Сизый замирает, медленно водит глазами из стороны в сторону, расплывается в идиот-ской улыбке.
СИЗЫЙ: Вижу…
КЕШКА: Что ты видишь?
СИЗЫЙ: Всё вижу… то не видел ни хрена, а теперь вижу… а ведь не видел…
КЕШКА: Ясно море — чего бы ты видел, когда люк закрыт!
СИЗЫЙ: Как… закрыт?..
КЕШКА: Как обычно закрыт — я только что его открыл.
СИЗЫЙ: Пруль… (встаёт, медленно подходит к Прулю) Пруль… (подносит к его лицу дро-жащую руку со скрюченными пальцами) Пруль… (не касаясь, крутит рукой перед лицом Пру-ля) Пруль… (садится на пол, плачет) Пруль!..
Явление 14
Сверху голос Сергеича.
СЕРГЕИЧ: Эй, в трюме! А чего это у вас люк нараспашку? Я вам что говорил?.. (спускается, видит сидящего на полу Сизого) О! Ты чего?
СИЗЫЙ: (встаёт, отворачивается от Сергеича) Ничего.
СЕРГЕИЧ: Что, взгрустнулось? Домой к мамке захотел? (ржёт) Ща я тебя развеселю, слушай сюда. Анекдот. Короче, сидит мужик у себя дома на толчке, запор у него — тужится, тужится… Тут жена приходит. Смотрит — свет в сортире включен, а что муж дома — не знает. Вырубает свет, а из сортира: ААА!!! Жена: ой, Вася, Вася, что с тобой? Тот орёт: Маша, это ты, что ли, свет выключила? Она: да, а что ты так кричал? Он: а я подумал, шары лопнули!.. (ржёт)
СИЗЫЙ: Пошёл ты с такими анекдотами — знаешь, куда?..
СЕРГЕИЧ: (протяжно) Че-го?.. Ты что, мужик, совсем нюх потерял? На улице хочешь зимо-вать? Ну так я тебе легко это устрою!.. Сегодня, кстати, опять в новостях передавали, что на-шли двух замороженных… совсем ваш брат себя не жалеет…
Сизый достаёт и пересчитывает накануне собранные деньги, даёт Сергеичу.
СИЗЫЙ: (примирительно) Ладно, проехали. На…
СЕРГЕИЧ: Чего ты мне суёшь?
СИЗЫЙ: Как чего? Бабки за неделю. Бери, чего смотришь-то…
СЕРГЕИЧ: Нет, я не понял. Забирай бабки и сваливай скорее — так, что ли? Ты что мне — по-дачку кидаешь? Я что, побирушка, клянчить у вас пришёл? Ну, народ! Им добряк делаешь, пе-резимовать даёшь, а они же на тебя как на говно смотрят, никакого уважения!
СИЗЫЙ: Да брось ты, Сергеич, уважаем мы тебя…
СЕРГЕИЧ: Не вижу.
СИЗЫЙ: А чего ты хочешь увидеть — в ножки, что ли, тебе кланяться?
СЕРГЕИЧ: Давай, кланяйся.
СИЗЫЙ: (постукивает пальцем по виску) Ты что, гонишь?
СЕРГЕИЧ: Пока ещё не гоню. Но если прямо сейчас каждая присутствующая здесь морда не поклонится мне в ноги — вот тогда начну гнать… и выгоню нахрен всех!
КЕШКА: Сергеич, ты куражься, да меру знай…
СЕРГЕИЧ: Это кто мне говорит? Ты вообще кто? Ты ведь никто — мразь, харкотина, живёшь тут по моей милости, а ещё вякаешь!
КЕШКА: Угу… (поёт) Я самый ненужный, я гадость, я дрянь — зато я умею летать!..
СЕРГЕИЧ: Вот и полетишь отсюда впереди собственного визга, если не поклонишься мне. Ну, вперёд!
КЕШКА: (усмехается, поёт) Закрой за мной дверь, я у-хо-жу… (уходит)
СЕРГЕИЧ: Остальные тоже с манатками на выход!
КЛЯНЧИХА: (торопливо) Ты погоди, погоди, что сразу уж — на выход? Если одна дубина сто-еросовая не гнётся, так не все ж такие… (подходит к Сергеичу, кланяется) Вот, пожалуйста!
СЕРГЕИЧ: Ну, твои поклоны недорого стоят — небось, за день их по сто штук кладёшь перед каждым, кто тебе копейку кинет… А вообще-то, ты на мою тёщу похожа, стерву старую, так что давай, кланяйся ещё!
Клянчиха кланяется.
СЕРГЕИЧ: Ниже, ниже! И желай мне чего-нибудь хорошего!
КЛЯНЧИХА: (кланяется до пола) Доброго здоровьичка вам…
СЕРГЕИЧ: Эдуард Сергеевич.
КЛЯНЧИХА: (снова кланяется) Доброго здоровьичка вам, Эдуард Сергеевич!
СЕРГЕИЧ: (одобрительно) Во! А теперь поинтересуйся, хорошо ли я спал.
КЛЯНЧИХА: Хорошо ли спали, Эдуард Сергеевич?
СЕРГЕИЧ: Ничего, нормально. Да ты кланяйся, кланяйся!..
Клянчиха кланяется.
СЕРГЕИЧ: (довольно) Зашибись! А теперь проси у меня прощения.
КЛЯНЧИХА: За что?
СЕРГЕИЧ: За всё! За то, что ты такая дура. За то, что вечно суёшь нос, куда не просят. За то, что всю житуху мне своим ядовитым языком отравила. За то, что я, может, из-за тебя и водяру жру! Ну!
КЛЯНЧИХА: (кланяется) Простите меня, Эдуард Сергеич, дуру такую, за то, что водочку из-за меня кушаете, а я сую туда свой ядовитый нос…
СЕРГЕИЧ: Чего ты куда суёшь? (гогочет) Ладно, отдыхай! Или нет, стой!.. (Сизому) Давай бабки. (Клянчихе) Вот что, тёща… я тебя тёщей буду звать, ага?
КЛЯНЧИХА: Да хоть горшком зови, только в печь не сажай.
СЕРГЕИЧ: (даёт деньги Клянчихе) Так вот, тёща, сгоняй-ка ты за бутылкой.
КЛЯНЧИХА: А помоложе никого не нашёл?
СЕРГЕИЧ: Дорогая тёща! Или ты сей секунд уходишь и через пять минут возвращаешься с бу-тылкой, или ты уходишь и совсем не возвращаешься. Проблема ясна? Давай, давай, подсуетись для любимого зятя — всё-таки у меня сегодня день рождения, а не хрен собачий!
КЛЯНЧИХА: Ну так бы сразу и сказал, что день рождения… это ж другое дело! Ежели день рождения — так отчего ж не уважить-то человека… да ещё и любимого зятя… (уходит)
СЕРГЕИЧ: (потирая руки) Тэк-с, поехали дальше. Ты… (смотрит на Сизого) стой пока, по-позжá с тобой разберусь. А ты (поворачивается к Прулю) давай, сочиняй мне поздравление… и чтобы в стихах…
ПРУЛЬ: Хорошо. Вам каким размером — ямбом, хореем, или, может быть, гекзаметром?
СЕРГЕИЧ: А это ты сам смотри, ты же умный. Но чтобы было красиво и… торжественно.
ПРУЛЬ: Тогда гекзаметром.
СЕРГЕИЧ: Валяй. Меня ещё никогда стихами не поздравляли. Вот шефа нашего подхалимки из бухгалтерии всегда стихами поздравляют. Насочиняют чего-то, открытку подпишут и зачиты-вают, а он, боров, слушает и лыбится — вот, дескать, как меня уважают! А Сергеич, значит, рожей не вышел для такого поздравления… нет уж, хрен вы угадали! И Сергеича есть кому стихами поздравить! (достаёт из кармана открытку и ручку, даёт Прулю) На, сразу записы-вай, только аккуратно, понял?
Пруль берёт ручку и открытку, начинает сочинять.
Сергеич поворачивается к Надюхе, которая всё время с того момента, как закончился переполох, лежала, отвернувшись к стене.
СЕРГЕИЧ: Теперь твой разговор, красотка.
Надюха не реагирует.
СЕРГЕИЧ: Эй, красотка — хорошая погодка!
Надюха не реагирует.
СЕРГЕИЧ: (брезгливо тычет Надюху разводным ключом) Слышь ты, дохлятина!
Надюха медленно поворачивается и садится.
НАДЮХА: От меня тебе чего надо?
СЕРГЕИЧ: Того же, чего и от всех, дура — любви и уважения.
НАДЮХА: Ах, любви…
Надюха вцепляется Сергеичу в воротник, впивается в губы, валит на себя. Сергеич мы-чит, дёргается и насилу вырывается. Отскакивает, отплёвывается.
СЕРГЕИЧ: Ты, падла, ты что сделала? (отплёвывается, утирается) Да я тебя сейчас урою на месте, скотину такую! (отплёвывается, утирается) Ну ты стерва, бля!..
Явление 15
Спускается Клянчиха с бутылкой.
КЛЯНЧИХА: Вот, зятёк, получи заказ!.. А что это с тобой?
СЕРГЕИЧ: Дай сюда! (вырывает у Клянчихи бутылку, срывает пробку, плещет водку на ла-донь, протирает губы, затем полощет рот) Тварь грязная, трахается с кем попало, и ещё це-ловать меня вздумала!..
НАДЮХА: (с вызовом) Извини, неправильно тебя поняла!
СЕРГЕИЧ: Смотри, чувырла, если у меня зараза какая-нибудь выскочит — из-под земли доста-ну!.. Тогда всё правильно поймёшь…
КЛЯНЧИХА: Хех, дык мы и так под землёй. А что она тебя поцеловала — так что ж?.. Ты муж-чина видный, положительный — тебя всякая женщина рада поцеловать…
СЕРГЕИЧ: А ты её не выгораживай! Она знала что делала, сука страшная… короче, я преду-предил: если что — всё, хана тебе!
НАДЮХА: Только попробуй меня тронуть — всю оставшуюся жизнь плакать будешь, если, конечно, жив останешься!
СЕРГЕИЧ: Че-го? (гомерически хохочет) Ты кем-то меня пугаешь? Кто за тебя, подстилку дра-ную, вступится?
НАДЮХА: Скоро узнаешь!
СЕРГЕИЧ: Когда скоро?
НАДЮХА: Скоро! Тогда по-другому запоёшь… когда он придёт.
СЕРГЕИЧ: Кто придёт?
КЛЯНЧИХА: (Надюхе) Как ты надоела! Да не придёт он, успокойся уж!..
СЕРГЕИЧ: Кто не придёт?
НАДЮХА: Нет, он придёт, придёт!
СЕРГЕИЧ: Кто придёт?
КЛЯНЧИХА: Да никто не придёт!
СЕРГЕИЧ: Кто никто не придёт?.. То есть в смысле я не понял: здесь что, посторонние бывают?
НАДЮХА: А вот узнаешь, кто здесь бывает, узнаешь!
СЕРГЕИЧ: Та-ак… Я вижу, вы тут совсем оборзели. Хамите, посторонних водите… не сегодня-завтра вентилями баловаться начнёте. Нет, пора вас вышвыривать к чёртовой матери!
КЛЯНЧИХА: Ты погоди, погоди, что уж сразу — вышвыривать! Одна дура ненормальная не-сёт, сама не знает что…
НАДЮХА: Я не знаю? Я знаю! Вот увидишь: он придёт и заберёт меня отсюда, а вы все оста-нетесь тут гнить! Вот увидишь!..
КЛЯНЧИХА: (Сергеичу) Ой, да не слушай ты её, больная она, бредит.
СЕРГЕИЧ: Нет, ну почему? Я же вижу: девушка кого-то ждёт. А? Кого ждём, красотка?
НАДЮХА: Не твоё дело! Узнаешь, когда придёт!
КЛЯНЧИХА: Вот-вот! Говорю тебе — бредит, а ты не веришь.
СЕРГЕИЧ: Ну, тебе верить тоже — самого себя в дураки записать. Я лучше у профессора спрошу — слышь, профессор? Ждёт она кого-нибудь, или нет?
ПРУЛЬ: Ждёт.
СЕРГЕИЧ: Кого?
ПРУЛЬ: Годо.
СЕРГЕИЧ: Кого-кого?
ПРУЛЬ: (по слогам) Го-до.
СЕРГЕИЧ: Это грузин?
ПРУЛЬ: Это диагноз. «Ожидание Годо» называется. Когда ждут того, кого в природе не суще-ствует.
КЛЯНЧИХА: А я что говорила, я что говорила? Ты посмотри на неё: зенки бешеные, несёт вся-кую ересь… а позавчера вообще вены себе порезать пыталась — видишь, рука замотана?
НАДЮХА: Сволочи вы. Гаденькие такие, меленькие сволочи (отворачивается).
КЛЯНЧИХА: О! О! Ишь ты, цаца какая!
СЕРГЕИЧ: Так это… если у неё крыша поехала, надо её куда-нибудь того… убрать. Натворит тут делов…
ПРУЛЬ: Не беспокойтесь, это всего лишь маниакально-депрессивный синдром. Агрессивность у таких больных как правило обращена на самих себя. Окружающим они не опасны.
СЕРГЕИЧ: (как будто что-то понял) А!.. (чешет ключом затылок) И всё-таки, ребята, рискую я тут с вами… Придётся, наверное, поднять вам таксу.
КЛЯНЧИХА: Господи, спаси благочестивыя! Куда ж ещё поднимать-то! И так, чай, последнее забираешь… (осекается, увидев запрещающий жест Пруля)
ПРУЛЬ: Поднимать так поднимать, дело, как говорится, хозяйское. Нам всё равно деваться не-куда. Другое дело, что мы действительно платим на пределе своих возможностей, и если такса эти возможности превысит, нам придётся освободить данное помещение.
СЕРГЕИЧ: Конечно придётся!
ПРУЛЬ: А вам придётся дать объявление в газету: сдаётся тепловой колодец в хорошем состоя-нии, цена такая-то… может, кто-то и придёт…
СЕРГЕИЧ: (сконфужен) Да я что, живодёр какой, что ли? Живите себе за старую цену, только чтобы порядок был… и уважение.
ПРУЛЬ: Уважение — всегда пожалуйста! Кстати, я написал поздравление. Читать?
СЕРГЕИЧ: А, давай!
ПРУЛЬ: (читает с открытки)
Радуйся, Зевс-Громовержец, ликуй и пляши, Афродита!
К вам на Олимп поднимается, лавром душистым увенчан,
Солнечный мастер — Сан-Техник — Сергеич, Гермеса искусней!
Здравствуй три тысячи лет, богоравный Сергеич!
В твой день рожденья ликуем и мы с олимпийцами вместе!
СЕРГЕИЧ: (вполголоса, с чувством) Солнечный мастер… Сан-Техник… (громко) За-ши-бись! Давай сюда (забирает открытку у Пруля, перечитывает). Завтра в конторе на доске объявле-ний прикноплю — пусть знают!.. А, блин, завтра же это, как его — Рождество, выходной… ну, тогда послезавтра. (глядит на Сизого, улыбается) Ну что, друг, отметим мой день рождения?
СИЗЫЙ: Да я чего… я ничего…
СЕРГЕИЧ: (усаживается за ящик, делает приглашающий жест) Ну так присаживайся!
СИЗЫЙ: Сергеич, ты не подумай — я всегда говорил, что ты отличный мужик!
Сизый торопливо садится за стол, пододвигает Сергеичу стакан.
СЕРГЕИЧ: (отодвигает стакан) Спасибо, дорогой, у меня своя тара.
Сергеич достаёт из кармана складной стаканчик, наливает водку только себе.
СЕРГЕИЧ: Значит, поздравляешь меня?
СИЗЫЙ: Ну… поздравляю…
СЕРГЕИЧ: Ну, спасибо!
Сергеич глоточками, причмокивая, выпивает водку, не торопясь достаёт из кармана за-вёрнутый в бумагу бутерброд, медленно его разворачивает, отламывает кусочек, со смаком закусывает.
СЕРГЕИЧ: Значит, уважаешь меня?
СИЗЫЙ: Ну… уважаю…
СЕРГЕИЧ: Это правильно.
Снова наливает себе одному, снова причмокивая, выпивает и солидно закусывает.
СЕРГЕИЧ: (прожевав закуску, разглядывает этикетку на бутылке) Хорошая водочка, всегда теперь такую буду брать… (Сизому) Вот ты, небось, думаешь, мне легко живётся? Хата есть, зарплата есть, сыт-одет и всё такое… небось, ещё и завидуешь мне, а?
СИЗЫЙ: Да не, ничего я не завидую…
СЕРГЕИЧ: (наливает себе водку) И не завидуй… ой, не завидуй!.. (выпивает, блаженно кряка-ет, занюхивает). Ветчинка свеженькая, пахнет-то как… (отламывает кусочек, жуёт) Ветчину лучше есть с батоном, а вот полукопчёная или свиная — та с чёрным хлебом вкуснее… согла-сен со мной?.. Вижу, что согласен (наливает себе водку). Ну так вот. Я уж не говорю о том, что ты сам себе хозяин, хочешь — спи, хочешь — гуляй, а мне вкалывать надо, семью кормить, и всё такое… (выпивает, закусывает) Но я ведь ещё и очень добрый по натуре человек, и из-за доброты своей страдаю. Вот, к примеру, приютил я вас, обормотов. Приютил?
СИЗЫЙ: (хрипло) Ну… приютил…
СЕРГЕИЧ: (выливает себе остатки водки) И что имею? Массу беспокойства, больше ничего… (выпивает, закусывает) Приходишь вечером домой с работы — ни тебе поужинать спокойно, ни перед телеком расслабиться. А всё почему? Да потому, что постоянно в голове мысль: а как вы там? А всё ли у вас в порядке? А не случилось ли чего? Засыпаю — и то о вас думаю. Утром сразу мчишься сюда, скорее проведать, а в ответ что? Сплошное хамство, и никакой благодар-ности… (аккуратно заворачивает в бумагу остатки бутерброда, прячет в карман) Вот так-то, брат. А ты ещё на меня обижаешься. Это я на вас обижаться должен, но я прощаю, я всё про-щаю… (пошатываясь встаёт и уходит)
СИЗЫЙ: (выдержав паузу) Падла! (Прулю) Знаешь, Пруль, утром я был уверен, что ты не жи-лец… но теперь передумал: я сперва его грохну. Факт, грохну.
Явление 16
Приближаясь, доносится Кешкино громкое пение.
КЕШКА: Новая кровь — слышишь стон роженицы-ночи?
Новая кровь — крики рождённого дня!
Новая кровь — дорога домой могла быть короче, но
новая кровь вновь наполняет меня, а, а-а-а-а!..
Кешка заглядывает в люк.
КЕШКА: Эй, как дела? Сергеич свалил? (спускается, в руке у него объёмистый пакет) А я вам похавать принёс.
Выкладывает из пакета пару буханок хлеба, бутылку растительного масла, пачку чая, кое-какие консервы.
СИЗЫЙ: (присвистывает) Ни хрена себе, сказал я себе! Где ты это надыбал?
КЕШКА: В церкви.
Все уставились на Кешку, даже Надюха обернулась.
КЛЯНЧИХА: Ты был в церкви?
КЕШКА: Да. А что, нельзя?
КЛЯНЧИХА: И у тебя хватило совести идти в церковь, харя твоя бесстыжая? После вчерашне-го? У-у!
КЕШКА: А что такого?
КЛЯНЧИХА: Господи, спаси благочестивыя, он ещё спрашивает! Осрамил меня, посмешищем выставил, а теперь глазки невинные таращит!
КЕШКА: Ничего я тебя не выставлял. Просто встал, да зашёл погреться…
КЛЯНЧИХА: Люди добрые, вы только посмотрите на этого нахала! Сыночек мой бедненький, безногий, на колясочке его привезла — просто так встал да зашёл в церковь погреться! Как это называется?
ПРУЛЬ: В церковной практике это называется чудо.
КЕШКА: (хохочет) Точно, чудо! Да вы хавайте, хавайте! (садится на трубу, болтает ногами)
СИЗЫЙ: (достаёт нож, открывает консервы) Ишь, блин, столько натырил, и не поймали…
КЕШКА: А я не тырил. Сами дали.
СИЗЫЙ: Наклянчил, что ли?
КЕШКА: Ничего не клянчил — говорю, сами дали.
КЛЯНЧИХА: Ты ври, да не завирайся! Кто тебе даст? Украл конечно!
КЕШКА: (фыркает) Хочешь, завтра вместе пойдём и спросим — украл я, или нет?
КЛЯНЧИХА: Ты что, и завтра туда собираешься?!
КЕШКА: Ну, да.
КЛЯНЧИХА: Ой, будет врать-то!
КЕШКА: (хохочет, громко поёт) Честное слово! Честное сло-о-ово! Я не хочу умереть в ожи-дании солн-ца, а-а-а, о-о-о…
КЛЯНЧИХА: (кричит) Да замолчи ты!
КЕШКА: Фу, что ты так орёшь? Весь кайф поломала!
КЛЯНЧИХА: Это ты орёшь как оглашенный.
КЕШКА: Как кто?
КЛЯНЧИХА: Как оглашенный!
КЕШКА: Это кто такой?
КЛЯНЧИХА: Ну… оглашенный — неясно, что ли?
КЕШКА: Неясно.
КЛЯНЧИХА: Да ну тебя!
ПРУЛЬ: Простите, что вмешиваюсь в вашу содержательную дискуссию. Оглашенными в ста-рину называли тех, кто готовился принять Святое Крещение. А может, наша почтенная соседка, сама того не чая, угадала — не намерены ли вы креститься?
КЕШКА: (настороженно) Чего? Я разве что-нибудь такое говорил?
ПРУЛЬ: Вы — нет, но ваше поведение в последние два дня, а наипаче ваша сияющая физионо-мия красноречивее всяких слов.
КЛЯНЧИХА: Куда ему креститься! За крещение двести рублей заплатить надо, а у него их от-родясь не бывало. Спросил бы у меня, прежде чем соваться…
КЕШКА: Спросил! Сама могла бы знать, что крещение бесплатное. Двести рублей — это у кого есть деньги, те платят… но не за крещение, а так, вообще на церковь. А у кого нет — то и лад-но, даром покрестят. Мне сегодня там объясни… (осекается)
ПРУЛЬ: Ну вот, вы всё уже и разузнали. А ещё скрываете. Нехорошо обманывать ближних, это грех!
КЕШКА: Никого я не обманываю. Чего болтать? Моё дело…
ПРУЛЬ: Ах, так вы от скромности! Скромность — это хорошо, это добродетель!
КЕШКА: (резко) Короче, Пруль — это моё личное дело. Правильно?
ПРУЛЬ: Отчего же нет — у нас ведь свобода совести. Однако, юноша, я не понимаю вашей аг-рессивности. Мне ведь действительно интересно: такая разительная метаморфоза — человек, можно сказать, на глазах переродился… не каждый день такое увидишь. Поведали бы, что всё-таки с вами вчера случилось? А?..
КЕШКА: Что случилось, что случилось… Задолбался я сидеть на этой коляске…
ПРУЛЬ: Задолбался… угу…
КЕШКА: Ну. Другие-то двигаться могут, ходят, кто-то даже из фляжки отхлёбывает, один я сижу пень пнём — промёрз весь…
ПРУЛЬ: Промёрз… угу…
КЕШКА: Пруль, ты надо мной прикалываешься?
ПРУЛЬ: Ни в коем случае! Просто отмечаю основные моменты. Ну так что дальше?
КЕШКА: Ну так встал я, да и пошёл в церковь. Больше-то некуда. Ну, тётка матерится, осталь-ные ржут, а мне пофигу — лишь бы скорее в тепло, отогреться.
ПРУЛЬ: Отогреться…
КЕШКА: Ну да. Захожу — народу уйма, все чего-то поют… где бы, думаю, мне притулиться, чтобы не сильно глазели? (увлекается) Пробираюсь тихонько по стеночке, а там справа такой здоровенный крест — никак не обойдёшь. Там, короче, и остался стоять.
ПРУЛЬ: Остался, ага. Отогрелся?
КЕШКА: Ну, не сразу. Замерз же. Стою, смотрю на него…
ПРУЛЬ: (с нажимом) На кого?
КЕШКА: (неловко) Ну… на распятие… И вдруг как будто – тук! Как будто шторка какая-то упала. И как будто он тоже на меня смотрит…
ПРУЛЬ: (ехидно) Распятие…
КЕШКА: (не обращая внимания) Да. И как будто говорит: ага, Кеша. Не словами, конечно… Ага, говорит, Кеша…
ПРУЛЬ: Говорит, значит… Не словами… Ну-ну…
КЕШКА: (отстраненно, не обращая внимания на шпильки Пруля) Да… Вроде как училка. Строгая, а не накажет. Дурак ты, конечно, Кеша, она говорит. Он, то есть. Но ладно, все обой-дется. И у меня тут как будто – хоп! - картинка сложилась. Есть! – думаю. Даже не думаю, а как-то сам знаю. На сто процентов.
ПРУЛЬ: Что есть?
КЕШКА: Смысл есть! Я ведь раньше как жил: весь мир — попса вонючая, смысла никакого не имеет…
ПРУЛЬ: Но вот увидел распятие, и смысл сразу появился?
КЕШКА: Пруль, хорош меня стебать!
ПРУЛЬ: Так в чём в итоге смысл?
КЕШКА: Пруль, иди в баню!
ПРУЛЬ: (объявляет) Все слышали? Смысл в том, чтобы мне сейчас идти в баню!
НАДЮХА: (Прулю) Слышь ты, хорош изгаляться! Что ты на него насел? Что он тебе скажет при таком отношении?
ПРУЛЬ: А он при любом отношении ничего не скажет. Потому что ему нечего сказать.
КЕШКА: Есть!
ПРУЛЬ: Ну так скажи.
КЕШКА: И скажу!
ПРУЛЬ: Ну, скажи, скажи… итак, в чём ты увидал смысл?
КЕШКА: Я скажу, только не тебе скажу, а… вот ей (кивает в сторону Надюхи) скажу. В том, что… мир, конечно, попса вонючая, но распятие… Христос — это же Сам Бог, да? То есть, не было бы распятия — не было бы и смысла, но если Сам Бог на кресте за всё это — значит, во всём этом есть какой-то смысл!
ПРУЛЬ: «Во всём этом» — слишком размытое понятие. Давай будем рассматривать конкрет-ные примеры. Вот сидишь ты, такой хороший, на самом дне общества — не на дне даже, а ни-же, в поддоне… есть в этом смысл?
КЕШКА: Конечно есть! Если б я здесь не оказался, так может, и в церковь никогда бы не попал. Если б у меня там (кивает наверх) всё было ништяк — стал бы я думать о Боге, да и вообще о каком-то смысле? Я бы просто балдел, жирел, тупел… ну и подох бы однажды как баран…
ПРУЛЬ: А теперь у тебя, значит, новая жизнь?
КЕШКА: Пруль, чего ты до меня докопался?
ПРУЛЬ: (методично) Итак, у тебя началась новая жизнь. И вот идёшь ты, такой хороший, такой счастливый, со своей новой жизнью завтра по улице, а тебе на голову кирпич — хлоп! И конец всем твоим благим начинаниям. Какой в этом смысл?
КЕШКА: Добрый ты, Пруль… Кирпич на голову — это, конечно, для меня обломно будет. Но даже если такое случится — значит, так надо.
ПРУЛЬ: Потому что на всё воля Божья?
КЕШКА: Потому что Его воля для меня — самая та, что надо. Потому что если Он за меня на крест пошёл — значит, Он мне подляны не сделает.
ПРУЛЬ: Что ж, очень внятно и, главное, логично. Благодарю. Позволь теперь мне изложить свою версию происшедшей с тобой метаморфозы?
КЕШКА: (напряжённо) Ну, изложи…
ПРУЛЬ: Итак, ты достаточно долго просидел — практически неподвижно — на морозе. Это действительно очень тяжело; кроме того, тебя раздражала явная бессмысленность этого заня-тия. Ты вошёл в храм, увидел там нечто новое… опять же, весь этот рождественский антураж, пение… а пока находился там, согрелся, и к тебе вернулся душевный комфорт. Вот это ком-фортное состояние плюс новизна ощущений подсознательно трансформировались в твой пара-доксальный вывод о смысле. Захотелось кого-то поблагодарить. За то что в тепле и не гонят. Спасибо-то сказал?
КЕШКА (растерянно): Сказал…
ПРУЛЬ (хохочет): Ну вот видишь!
КЕШКА: (мотает головой) Пруль, ты, конечно, очень умный чувак… я понимаю, мне с тобой спорить — дохлый номер, ты меня на словах завалишь как нефиг делать… но тут не слова, Пруль! Тут другое, тут настоящее, я это реально чувствую!.. Да короче, ты ж сам говоришь — свобода совести, вот и останемся каждый при своём, ладно?
ПРУЛЬ: Да ладно, ладно — что ты весь ощетинился, прямо не подступись… я ведь просто ин-тересуюсь.
СИЗЫЙ: Ну всё, поинтересовался? Давайте теперь жрать, а то базаром сыт не будешь.
КЕШКА: Да, — вы лопайте, лопайте!
КЛЯНЧИХА: (с вызовом) А что, и полопаем! Думаешь, откажусь? Как же! Он целый день гу-лял, а мы тут за него перед Сергеичем отдувались — у меня до сих пор от этих поклонов пояс-ницу ломит!
ПРУЛЬ: (Кешке) Кстати, о Сергеиче — он ведь, кажется, тебя выгнал?
КЕШКА: Ну, выгнал, ну и что?
ПРУЛЬ: А ты снова вернулся.
КЕШКА: Ну, вернулся. Да ты не бойся, я завтра утром рано свалю — Сергеич если появится, то и не заметит, что я тут был.
ПРУЛЬ: А если он ночью появится?
КЕШКА: Кто, Сергеич? (смеётся) Да когда он ночью приходил?
ПРУЛЬ: Неправильно рассуждаете, молодой человек. Следует исходить не из того, приходил ли Сергеич ночью раньше, а из того, может ли он прийти ночью в принципе. Может?
КЕШКА: Ну, не знаю. Только если ему моча в голову стукнет…
ПРУЛЬ: Итак, вероятность существует. Причём вероятность не такая уж маленькая — как ему может стукать в голову моча, мы все сегодня видели.
КЛЯНЧИХА: Вот-вот! Как заявится ночью, да как увидит этого — и всех нас из-за него вы-швырнет на улицу!
СИЗЫЙ: Бляха-муха, а ведь верно! И что теперь делать?..
ПРУЛЬ: Думаю, молодой человек не настолько глуп, чтобы не догадаться. Тем более, он всту-пил на поприще христианской жизни, а там полагается жертвовать своими интересами ради ближних, и уж ни в коем случае этих самых ближних не подставлять…
КЕШКА: Вас понял. (спрыгивает с трубы, потягивается, поёт) Так дуй за Сыном плотника, жми к началу начал… когда ты будешь тонуть, ты поймёшь, зачем был нужен причал… (сме-ётся) Счастливо оставаться!
Кешка уходит. Слышен его удаляющийся смех и пение: «Видишь, там на горе-е-е возвы-шается крест…»
Явление 17
Те же.
ПРУЛЬ: Блаженный…
СИЗЫЙ: Ой, да хрен с ним! Давайте жрать, в конце-то концов!
ПРУЛЬ: Да, теперь, пожалуй, можно и покушать…
Все кроме Надюхи приступают к приёму пищи.
НАДЮХА: Пруль, почему ты выгнал Кешку?
ПРУЛЬ: (невозмутимо) Его выгнал Сергеич.
НАДЮХА: Сейчас его выгнал ты. Почему?
ПРУЛЬ: Если ты считаешь, что я неправ, можешь последовать за ним.
НАДЮХА: И последую! Думаешь, не последую?.. (встаёт, идёт к лестнице, но вдруг оста-навливается) Ах ты хитрая бестия! Я уйду, и когда придёт он, меня здесь не будет! Вот ты чего добиваешься! Ну уж нет, на этот раз твоя подначка не прокатит! (возвращается на место)
ПРУЛЬ: Всё мечтаешь? Это хорошо. Это по-человечески. Другое дело, что мечты твои никогда не сбудутся, но ты всё равно мечтай, ты верь в мечту — в этом твоё человеческое достоинство. Ничего другого у тебя уже не осталось, зато этого никто не отнимет.
НАДЮХА: Зверь ты…
ПРУЛЬ: Я не зверь. Я человек. Думаешь, я сейчас над тобой издеваюсь? Отнюдь! Я — гума-нист! Я ценю всё человеческое. И за мечты твои я тебя уважаю, потому что сам человек, и ни-что человеческое мне не чуждо!
НАДЮХА: А Кешка — не человек, что ли?
ПРУЛЬ: Кешка — заразный человек. А заразных нужно изолировать.
НАДЮХА: Чем это он заразный?
ПРУЛЬ: Христианством, дорогая, христианством. А это похуже птичьего гриппа.
НАДЮХА: (кивает на Клянчиху) А она — не заразная?
ПРУЛЬ: Не смеши. Её походы в церковь — всего лишь способ добычи средств существования, не более. Она, поди, даже не знает, почему Иисуса зовут Христос.
КЛЯНЧИХА: (с набитым ртом) Чего это я не знаю? На кресте Его распяли, вот и Крестос.
ПРУЛЬ: Так ведь не КРЕСтос, а ХРИСтос! Или ты Евангелие не читала?
КЛЯНЧИХА: (отмахивается) А! Я и без книжек знаю, куда свечку поставить.
ПРУЛЬ: (Надюхе) Что и требовалось доказать. Она тысячу лет будет ходить в церковь, но какой была, такой и останется. А нашему юному другу не повезло: едва лишь раз зашёл погреться, как уже заразился…
НАДЮХА: А как же твоя свобода совести?
ПРУЛЬ: Христианство и свобода совести — понятия несовместимые. Свобода совести — это когда Бог Сам по Себе, а человек — сам по себе. Человек может верить и не верить... это его дело! Человек — свободен... он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум — че-ловек за все платит сам, и потому он — свободен!.. Человек — вот правда! Всё — в человеке, всё для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга! Даже если Бог за какие-то грехи насылает на человечество всякие моры, глады и землетрясения — Он всё равно где-то там, Он вне человечества, и человек остаётся мерой всех вещей. А чему учит христианство? Тому, что Бог Сам стал Человеком! Это самая большая наглость с Его сто-роны — ведь с этого момента уже Он не где-то там, по ту сторону, а здесь, внутри, рядом! Он постоянно маячит передо мной, и моя совесть уже не свободна, она спрашивает меня: да или нет? И я отвечаю: нет. Свобода совести? Прекрасно! Я — за свободу совести. Я могу принять любую религию, но только не ту, где Бог говорит: «Се, стою у двери и стучу», не ту, где Бог Сам идёт в люди, чтобы спасти их! Если так, тогда что же такое человек? Это вторжение уни-жает человека! Потому что человек это — великолепно! Это звучит... гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека! Не жалеть... не унижать его жалостью... уважать надо!
КЛЯНЧИХА: Сказал бы уж прямо, что в Бога не веришь, а то ещё умничает тут…
ПРУЛЬ: (тоскливо) Если бы я не верил!.. Как бы мне легко жилось там! Я стал бы могучим фи-нансовым воротилой, построившим своё состояние на разорении других; под конец жизни жертвовал бы астрономические суммы на благотворительность и считал, что у меня с Богом всё в порядке. Я стал бы культовым деятелем искусств, сделавшем себе имя на изысканном раз-вращении публики, и раздавал бы кокетливые интервью, где говорил, что это Бог диктует мне мои опусы. Я стал бы Великим Инквизитором или на худой конец президентом какой-нибудь Америки: присягал бы на Библии и творил от имени Бога чудовищные дела, которые нужны не Богу, а той системе, которая меня породила…
Все смеются.
СИЗЫЙ: Президент! Слышь Пруль, давай мы будем тебя Президентом Америки звать!
НАДЮХА: И он ещё что-то там говорил про то, что я типа много мечтаю! На себя посмотри!
КЛЯНЧИХА: Зарапортовался, болезный!
ПРУЛЬ: (не обращая внимания на насмешки, продолжает; во время следующего монолога свет постепенно гаснет, последние фразы звучат в полной темноте) Если бы я не верил!.. На самом деле добиться успеха в этом примитивном мире так просто! Я понимал это с детства. Нужны только две вещи: способности и воля; причём воля в гораздо большей степени, чем способно-сти. Способностей у меня было хоть отбавляй — школа, университет, аспирантура — всё это было пройдено играючи. Но и волю я тоже выработал. И что же — мир лёг к моим ногам? Чёр-та с два! В то время, как менее одарённые и более распущенные куда-то продвигались, чего-то добивались, я, такой талантливый и дисциплинированный, практически топтался на месте. По-чему? Вскоре я понял, чего мне ещё не хватало: элементарного цинизма. Вот оно, третье и са-мое существенное слагаемое успеха в этом мире! Казалось бы — чего легче? Но всякий раз, ко-гда требовалось или нагло солгать, или кого-то оттолкнуть, или перешагнуть через какой-то принцип, меня что-то останавливало. Мне претила даже такая в сущности безобидная вещь, как попросить протекции у влиятельного знакомого. Я думал: откуда во мне это чистоплюйство? Диагноз в общем-то был ясен: интеллигент. И не один я такой, имя нам — легион. Мы — самые лучшие и самые беспомощные в этом мире. Но почему? И тогда я уверовал, что Бог истинно есть! Ибо это Он дал нам таланты, но компенсировал их ранимой психикой, Он позволил нам воспитать себя, но компенсировал это постоянной рефлексией! Больше некому! Зачем Он это сделал? Ответ очевиден: для того, чтобы мы смирились перед Ним, чтобы ничего не творили во имя своё, но сложили все свои способности и свою волю к Его ногам, а уж Он Сам решит, ка-кой всему этому дать ход. Дескать, «да будет воля Твоя…» Но таким образом Он поставил нас на одну доску со всем остальным быдлом, да ещё сказал, что это быдло вперёд нас идёт в Цар-ство Небесное! Но ладно бы только это, так ведь ещё хуже — смешав нас с дерьмом, Он ещё и протягивает нам свою руку: дескать, спасайтесь! Какое изощрённое издевательство! Очень хо-рошо понимаю, почему фарисеи так возненавидели Его, когда Он явился к ним как Сын Чело-веческий. Ведь если называть вещи своими именами, кто такие фарисеи? Это древнееврейская интеллигенция! И как они отвергли Его, так и я. Вернуть Ему мои таланты, да ещё и с прибы-лью? Как бы не так! Я лучше брошу их в помойную яму, пусть даже если и сам при этом ока-жусь там же… И пусть только попробует меня оттуда вытащить — не приму. Лучше сдохну!
Явление 18
Темнота и тишина, нарушаемая лишь храпом Сизого и сопением Клянчихи.
Наверху осторожно сдвигается крышка люка, падает слабый — ночной — свет.
Все обитатели колодца спят, только Пруль приподнимается, но сразу же ложится об-ратно, притворяясь спящим.
В колодец тихо спускается Кешка. В руке у него еловая ветка с единственной игрушкой — восьмиконечная серебристая звезда. Кешка вставляет ветку в бутылку и уходит, закрыв за собой люк.
Пруль чиркает спичкой, зажигает свечку. Подходит к ящику, разглядывает Кешкин подарок.
ПРУЛЬ: (вполголоса, но с чувством) Бог ты мой, какая пошлость! Какая дешёвая сентименталь-ность! Какая… попса, в конце концов! Ну блаженный, ну блаженный!..
Немного подумав, ставит свечку на ящик, подходит к одному из вентилей и несколькими резкими движениями закручивает его до упора. Берёт свечку, возвращается на своё место, ложится, задувает свечку.
Явление 19
(вариант 1)
На авансцене — «на улице». Два милиционера — сержант и рядовой — выводят Сизого, Пруля, Клянчиху и Надюху.
СЕРЖАНТ: Стоять здесь (отходит в сторону, говорит по рации). Виталик! Подавай карету на Мичманскую… Да ничего особенного: бомжи залезли в тепловой колодец, нажрались там и устроили аварию, несколько домов теперь без отопления… Давай, ждём — это рядом с кафе «Яхта» (выключает рацию, закуривает).
РЯДОВОЙ: (подходит с сигаретой) Разрешите, товарищ сержант?
СЕРЖАНТ: (даёт прикурить) Ты присматривай за этими…
РЯДОВОЙ: Да куда они денутся…
СИЗЫЙ: (Прулю) Нет, ну какая паскуда, а? Ёлочку притаранил — типа, с Рождеством вас, до-рогие друзья!.. а сам вентиль перекрыл. Ну, попадись он мне теперь, падла такая!.. Надо будет — я его и в церкви достану, задавлю гниду…
ПРУЛЬ: Может, это и не он перекрыл вентиль.
СИЗЫЙ: А кто, если не он? Ты, что ли?
Пруль смотрит на Сизого и молчит.
СИЗЫЙ: (удивлённо) Ты?
Пруль смотрит на Сизого и молчит.
СИЗЫЙ: (суёт руку в карман) Ты…
Пруль смотрит на Сизого и молчит.
СИЗЫЙ: Ты! (выхватывает нож и бьёт Пруля в грудь)
Пруль падает. Женщины кричат. Милиционеры обезоруживают Сизого, валят его на землю, заламывают ему руки за спину, надевают наручники. Сержант осматривает Пруля.
СЕРЖАНТ: Ядрёна вошь! Готов… (орёт) Я тебе говорил — присматривай за ними, а?!
РЯДОВОЙ: Виноват, товарищ сержант…
СЕРЖАНТ: Что виноват, что виноват? Ты представляешь, что нам за это будет, идиот?!..
Шум подъехавшего автомобиля, свет фар, сигнал клаксона, голос:
— Славик! Не могу подъехать ближе, дорога вся расхерачена! Ведите их сюда!
СЕРЖАНТ: Сейчас! (поднимает Сизого за воротник) Встал! (рядовому) Ты вот что: осмотри-ка дамочек, а то как бы ещё чего не вышло… блин, учили же дурака: обыскивать сразу при задер-жании!.. (уводит Сизого)
Рядовой подходит к Клянчихе, собирается её обыскивать.
КЛЯНЧИХА: (отбивается) Не смей меня трогать! Убери лапы, охальник! Я ему в матери го-жусь, а он ещё щупать меня будет!..
Рядовой сплёвывает и поворачивается к Надюхе.
РЯДОВОЙ: Подними руки! (хлопает Надюху по карманам) Так, это что? (лезет в карман, дос-таёт ёлочную игрушку — звезду, разглядывает)
НАДЮХА: (жалобно) Это моё… (тянется за звездой) Это моё…
РЯДОВОЙ: Да твоё, твоё — на! (отдаёт звезду Надюхе)
Свет медленно гаснет. Последнее, что видим мы на сцене — это серебристое мерцание звёздочки в руках у Надюхи.
Явление 19
(вариант 2)
На авансцене — «на улице». Сержант выводит Сизого, Пруля, Клянчиху и Надюху. Сизый и Пруль в наручниках.
СЕРЖАНТ: Стоять здесь (подходит к Сизому, обыскивает, ничего серьёзного не находит). Так, отошёл… (Прулю) Теперь ты (обыскивает, находит бритву). Это что?
ПРУЛЬ: Это, как видите, бритва.
СЕРЖАНТ: И зачем она тебе?
ПРУЛЬ: Странный вопрос. Затем, чтобы бриться.
СЕРЖАНТ: А зачем тебе — бриться?
ПРУЛЬ: Человек в любых условиях должен содержать себя опрятно.
СЕРЖАНТ: Гы! Скажи ещё, что человек — это звучит гордо! (убирает бритву себе в карман, включает рацию) Виталик! Подавай карету на Мичманскую… Да ерунда: бомжи залезли в теп-ловой колодец, нажрались там и устроили аварию, несколько домов теперь без отопления… Давай, ждём — это рядом с кафе «Яхта»…
Входит рядовой.
СЕРЖАНТ: Ну, что там?
РЯДОВОЙ: Вот, нож нашёл.
СЕРЖАНТ: Ого! (Сизому) Твой, небось? (Сизый молчит) По глазам вижу, что твой… серьёзная вы компания: у одного нож, у другого — бритва… ладно, в отделе разберутся… (рядовому) Ещё что-нибудь существенное было?
РЯДОВОЙ: Да ничего — бардак, ящик какой-то, бутылка… да ещё вот это… (показывает ёлочную игрушку — звезду)
Сержант хмыкает, разглядывает игрушку.
НАДЮХА: (жалобно) Это моё… (тянется за звездой) Это моё…
СЕРЖАНТ: Да твоё, твоё — на! (отдаёт звезду Надюхе)
Свет медленно гаснет. Последнее, что видим мы на сцене — это серебристое мерцание звёздочки в руках у Надюхи.
Владивосток, 27 декабря 2004 — 25 июня 2006 г.
© — Николай Пинчук, 2006
pinchnik@mail.ru
ПРИЛОЖЕНИЕ. Справочник для исполнителя роли Кешки: песни, цитируемые героем.
ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА «По плану»
КИНО «Пачка сигарет»
АКВАРИУМ «Электричество»
КРЕМАТОРИЙ «Таня»
КИНО «Группа крови»
АЛЕКСАНДР БАШЛАЧЁВ «Верка, Надька, Любка»
АКВАРИУМ «Рок-н-ролл мёртв»
ЧАЙ-Ф «В её глазах»
АКВАРИУМ «Друзьям»
ЗООПАРК «Все те мужчины…»
ЗООПАРК «Нам всем нужен кто-то…»
МАШИНА ВРЕМЕНИ «Марионетки»
ЗВУКИ МУ «Серый голубь»
КИНО «Закрой за мной дверь»
АЛИСА «Новая кровь»
КАЛИНОВ МОСТ «Честное слово»
АКВАРИУМ «Сын плотника»
НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС «Прогулки по воде»
|
0 
