Так подумаешь - сказки не сказаны, поле не пахано.
Чудакам вроде нас что угодно, похоже, простительно.
Во втором часу ночи выходишь в пижаме за сахаром,
Возвращаясь домой с головой Иоанна Крестителя.
Мы ему - хлеб да соль, богомольцу заснеженной улицы,
Шапку с красной звездой, теплый чай, сигарету из жалости.
От таких не убудет - пускай, что уж там, полюбуется -
Не моей красотой, так бездельной твоей гениальностью.
Иоанн смотрит в небо - глубокое, дивное, темное,
Беспокойства свои по привычке вверяя Всевышнему:
Мол, слова его, тонкие строки, литые, плетеные,
Так верны и прекрасны. Задумайся, Отче, не слишком ли?
Просыпается радуга - глянь, каждый божий - не часто ли -
На запястьях ее в сто колец разноцветными нитями.
Посмотри, говорит, как они безнаказанно счастливы -
По твоей же ошибке, инерции или наитию.
Шесть утра, на столе молоко и сушеные яблоки.
Отзвенел храм Предтечи хрустальной воскресной обеднею.
Город дышит зимой. Нам по двадцать, мы держимся за руки.
И Креститель в буденовке курит -
похоже, последнюю. |
2 
