2. ВИНО С КРОВЬЮ
И увидел Пила сон. Приснился ему шатун или, как его еще звали, жердяй. Призрак, последние пару недель появлявшийся в безлюдных местах возле городища, а в сумерках, ночью, или в предрассветном тумане подходивший и к самой изгороди. Он был ростом локтей до десяти, полупрозрачный, похож на худющего бледного до синевы мужика в белой рубахе и подштанниках, с длинными но редкими седыми волосами и бороденкой. Шатун обычно ходил, внешне не обращая никакого внимания на людей, но пропадал, едва к нему кто-нибудь приближался сам, или просто окликал. Но тут вел себя иначе. Приведение сам махал Пиле рукой, словно зовя за собой, но Пила не мог никак до него добежать, сколько не пытался – ноги его непонятно отчего налились невероятной тяжестью и отказывались двигаться. Шатун же наоборот отдалялся, постепенно скрываясь в окутавшем все вокруг густом тумане. «Куда мы! Куда!» - закричал Пила, отчаявшись настигнуть призрака, а тот вдруг ответил: «В лес пошли: там Краюха белку ловит!» И правда, кругом действительно оказался лес, так же окутанный туманом. Бредя меж деревьев на чудесным образом оживших ногах, Пила немедленно наткнулся и на Краюху. Младший брат сразу схватил одной рукой старшего за грудки, другой тыкал вверх и кричал: «Там на дереве белка, давай срубим дерево и белку поймаем!» Тут же он выхватил топор и стал рубить дерево, крича: «А ну, слезай, слезай, не то хуже будет! Слезай! Слезай! Отворяй! Отворяй!» Удары топора становились все громче и громче, будто бревном долбили в ворота, только очень быстро: бах бах бах бах…
- Отворяй! Отворяй, кому сказал!
Бах бах бах бах бах…
Ворота трещали и содрогались от частых тяжеленных ударов.
Пила подскочил, вылез из сарая и открыл ворота. Тут же во двор, не поздоровавшись и не спрашивая разрешения, ворвались по очереди двое. Тот, что шел впереди, был ростом чуть ниже среднего, широкоплечий, на вид лет под сорок, рыжий но уже наполовину облысевший. Морда у него была такая же широкая, как он сам, а подбородок – как у быка и бородой не прикрытый. Глаза были маленькие как у свиньи и глядели свирепо. Надет был на кряжистом муже расстегнутый нараспашку кафтан, а под ним – красная рубаха. За поясом торчал длинный кинжал в изукрашенных каменьями ножнах.
За ним следовал другой, повыше, поуже в плечах и худощавый. В зеленой рубахе, без кафтана, зато опоясанный мечом. Голову украшал колпак с длинным острым концом, свешанным на грудь. Был он на вид помоложе первого, но в его черных волосах, клочками торчавших из-под головного убора, виднелась редкая проседь. Лицо у этого было брито, а взгляд – спокойным.
- Спишь, что ли? – рявкнул коренастый.
- Сплю, да… А вам чего? – спросил хозяин.
- Ты Пила? Краюха – твой брат?
- Да, а…
- А-а-а… - передразнил его рыжий – С нами поедешь!
- Стой, Коршун! – попридержал его второй – Нам сторож сказал, твой брат провожатым нанялся к какому-то проезжему, так?
- Да, так. – подтвердил Пила.
- А кто он такой, кем назвался? – спросил его длинный.
- Сказал, что у князя на службе, что из гор в Стреженк едет по делу.
- Ясно, что по делу, вот по какому только, и у какого князя он на службе! – выпалил недовольно Коршун.
- Вот что, Пила: - сказал длинный – Меня Рассветник зовут, а это Коршун. Мы сами княжьи люди, два дня как от главного воеводы Барса. Он из лагеря в горах никого не отпускал, тем более ни по какому делу в Стреженск не отправлял. Зато нам доподлинно известно, что вашими местами зачем-то едет в Новую Дубраву волохский лазутчик и убийца. Руки у него по локоть в крови.
Пила похолодел.
- В лицо его мы не знаем, но думаю, его и взялся твой брат проводить. Дорогу, которой они поехали, знаешь?
- Знаю.
- Тогда придется тебе с нами ехать. Догнать их нам надо как можно скорее. Куда этот волох из Новой Дубравы поедет, мы не знаем, и брата твоего отпустит подобру-поздорову или нет – это тем более никому не известно. Так что если они раньше нас в город попадут – считай пропало. Собирайся, да поскорее!
- Слышь-нет! – гаркнул Коршун, видя как Пила медлит – Собирайся, тебе говорят!
- Да слышу! – не то согласился Пила, не то огрызнулся.
- Чего? Ты мне поговори еще! – грозно надвинулся на Пилу Коршун.
- Стой! Давай-ка без этого… - снова поспешил Рассветник угомонить своего товарища, не в меру ретивого в княжьей службе. Он сказал что-то Коршуну вполголоса, и тот сразу вышел со двора.
- Собирайся давай. Время не ждет – твой брат в опасности. Лошадь у тебя есть?
- Есть, да Край на нем уехал…
Пила изготовился в дорогу еще быстрее чем недавно Краюха. Всего делов: в избе нашел накидку, ноги обмотал, вышел со двора да ворота снаружи подпер. Оказалось, что кроме Рассветника с Коршуном приехали еще двое людей, во время представления тех Пиле ожидавших снаружи. Все были верхом и вооружены мечами, только у Коршуна, когда он повернулся к Пиле спиной, сзади за поясом обнаружился, вдобавок к кинжалу, боевой молот.
Сторожевая вышка пустовала. Колючка со своего поста куда-то отлучился и городище осталось безо всякой защиты, но на улице народу прибавилось. К воротам с реки поднимались однорукий Водопьян и его жена Синичка.
- Водопьян! – окликнул его Пила.
- Будь здоров! – ответил сосед и любопытно покосился на четверых всадников.
- Я в Новую Дубраву поехал, за Краюхой следом. Там дело срочное. Хвостовой жене скажи! И скажи, пусть за молоком пока ходит!
- Ладно. Скоро будете?
- Скоро! Как управимся, сразу будем… Завтра или послезавтра.
Поехали так быстро, как только мог выдержать Пила, болтавшийся на голом крупе позади Коршуна. В каком смятении он находился, можно себе представить – так просто поддался на уговоры врага, да еще сам, не моргнув глазом, отправил с ним родного брата! И не просто отправил, а спихнул, спровадил поскорее – лишь бы не самому, лишь бы от него, Пилы, отвязались поскорее! Неизвестно на что обрек, на какие злоключения, может быть и на смерть…
«Все-таки не должно ничего с ним случиться, - думал Пила, пытаясь успокоиться – Не затем ведь этот сюда из-за Хребта приехал, чтобы убить Краюху. Разве что только сам король его позвал и повелел: «в Горюченском Городище живет пильщик Краюха, поезжай и убей его!» Нет уж! Ну доведет он его до Дубравы, а там, если он и правда тайный волохский посланник, для чего ему убивать проводника? Чтобы себя лишний раз обнаружить? И для чего нам здесь говорить, куда поехал, да еще и проводника брать! Куда его Краюха провожает, в городище все равно известно – и я знаю, и Колючка. Незачем ему значит руки марать… Или, может…
Нет, на сей раз успокаиваться не получалось.
Преследователи спустились с крутого берега, проехали недолго по дороге вдоль Горючей, и в месте, где река поворачивала направо, двинулись в поля, на непроторенный прямой путь. Впереди ехали парой Рассветник со вторым своим спутником по имени Клинок, самого низкого роста из всей четверки, и кажется, самым молодым, но все же постарше Пилы. Взгляд его из-под толстых надбровий был напряженным и внимательным. Следом, так же парой, долговязый Вепрь – остроносый, с узким лицом и глубоко посажеными глазами, и Коршун с самим проводником вдобавок.
Скоро добрались до леса, и здесь перестроились в один ряд, гуськом. Коршун с Пилой теперь скакали первыми, указывая остальным путь. Двигаться отсюда стали медленнее, и оттого на душе у Пилы кошки скребли все зануднее. Время утекало. Солнце неуклонно шло на закат, а по приметам, заметным Пиле, вся дорога еще была впереди.
- Стой! Стой, Коршун! - окликнул кто-то сзади.
Коршун остановил коня и повернул к товарищам боком.
Рассветник стоял, чуть приподняв руку, призывая к тишине. Все молчали, глядя на него и прислушиваясь. Кони переступали с ноги на ногу, шурша прошлогодней листвой. У Вепря лошадь потянулась мордой на кусты, и смачно прохрустела подвернувшимся лакомством, но всадник мигом одернул ее…
Пила тоже прислушался, но ровным счетом ничего подозрительного не различил. Рассветник все слушал, даже чуть прикрыл глаза… показалось, что ли? Пила видел, как все встревожены его предупреждением, и как напряглись, но ничего не понимал.
- Неладно… - тихо сказал Рассветник – Наследил где-то поблизости… За мной! – вдруг выкрикнул он и рванул с места, влево от прежнего пути. Остальные кинулись за ним, обгоняя друг друга. Коршун теперь уже мчался как мог, не задумываясь о своем втором седоке, и Пила подпрыгивал на лошадиной заднице как хороший лягушонок. Еще минута такой скачки, и полетел бы он вверх ногами, но на его счастье, Рассветник скоро сбавил шаг, а потом вовсе остановился и спешился. Все спешились по его примеру. Спустился на землю и Пила.
Рассветник снова вроде как послушал, посмотрел кругом, привязал коня и пошел осторожно, ничего не говоря, только поманив остальных взмахом руки. Пила, уже привыкнув к такому обращению, следовал позади всех.
Прислушиваясь, поглядывая по сторонам и останавливаясь через два-три шага, Рассветник провел маленький отряд около полсотни обхватов. Потом он чуть приподнялся на цыпочках, вытянул голову, словно что-то в траве углядев…
- Клинок, поди-ка ко мне. – Негромко позвал он – Остальные здесь будьте.
Вдвоем они отошли еще на пару шагов, и остановились, разглядывая что-то лежащее перед собой.
- Да… - донесся до Пилы приглушенный голос Клинка – Наследил так наследил. Его метка, точно...
Пила, почти вне себя от охватившего его тихого отчаяния и страха, двинулся было к ним, но тут на плечо ему опустилась тяжелая как балка рука. Пила оглянулся – рядом с ним, хмуро глядя маленькими глазками из-под рыжих бровей, стоял Коршун.
- Постой, паря. Нам с тобой лучше здесь подождать. – сказал, вернее предупредил он. Пила повернулся к Молнию с Клинком, но подойти уже не пытался.
- Дела, брат… тем временем говорил Рассветник товарищу – Что делать будем?
- А ты что думаешь? – переспросил Клинок.
- Думаю, гнать за ним надо, пока след не простыл, не то уйдет.
- Солнышко садиться, его время приближается. – как будто возразил Клинок.
- Считаешь, может глаза отвести?
- Может. Да и не знаем мы всего, что он может. Надо обряд готовить, пока он нас не учуял, как мы его. Тогда, да еще на ночь глядя – так запутает…
- Думаешь, не заметил еще? Зачем тогда кожу сбрасывает?
- Он и в горах достаточно наследил, и за горами, потому и сбрасывает. За тем и провожатого взял.
- Это как пить дать. Дорогу эту он и так знает лучше, чем жаба свое болото. За чем бы ему еще нужен был провожатый…
Пила слушал, и ужас его все усиливался оттого, как зловеще звучали слова княжьих людей, и оттого, что чем дальше он слушал их, тем больше недопонимал.
- Поди-ка сюда, пильшик. – позвал его наконец Рассветник. Пила подошел…
В траве перед ним, округлив распахнутые в небо, вытаращенные глаза, раскрыв рот, в который уже проникла усеявшая щеку и подбородок муравьиная свора, в закоченевших кистях сжимая комья земли вперемешку с травой, лежал на спине их с Краюхой сегодняшний суровый гость-проезжий. Лоб у него как будто был вымазан чем-то черным. Присмотревшись, Пила понял, что это кожа обуглилась дочерна от сильного ожога.
Теперь он уже совсем ничего не понимал. Ровным счетом ничего.
- Этот к вам приезжал? – спросил его Клинок.
Пила кивнул.
- Этот… Этот, но… Он чего?
- Мертвый, не видишь. – сказал Клинок.
Пила посмотрел на Клинка, затем на Рассветника, затем назад, где поодаль стояли Коршун и Вепрь. Все глядели на него, не произнося ни слова, и молчание это было таким же пугающим, как давешние невнятные речи.
- Не он это… - прошептал Пила, подумав, куда клонят княжьи люди – Не мог Краюха… Не мог он его… Да и зачем ему… Не он…
- Знаем, брат-пильщик. – прервал Рассветник – Знаем, что не он, хватит об этом. Только от этого тебе не легче. Брата твоего в живых уже нет.
- Как нет…
- Разбивайте ночлег, друзья. И обряд готовьте. – Сказал Рассветник во всеуслышание, а затем обернулся снова к Пиле:
- Послушай, Пила. Ты прости, что всего, как есть, тебе мы сразу не сказали. Думали сами, что может быть, еще обойдется, только вышло как вышло, и ничего уже не сделать. Твой младший брат умер днем на этом месте, хотя ноги его до сих пор ходят, и глаза глядят…
- Как это? – удивился Пила.
- Ты Ясноока помнишь?
- Затворника, что ли? Стреженского колдуна?
- Да. Слышал о его подручных, злыднях?
Кто о злыднях в Горюченском Городище не слышал! Хоть и не появлялись они там ни разу, но молва о них разлеталась быстро и далеко. Как звались друг другом, Пиле никто не сказывал, да никто, наверное и не слышал, а люди меж собой тайно вполголоса прозвали - злыднями. Были они из всех слуг затворника самыми доверенными – все важнейшие дела поручал он им и только им. И если появлялся один из таких в каком-нибудь ратайском городе, все знали, по чьему поручению он прибыл. Без воли Ясноока они вообще не покидали княжеского двора в Стреженске, а по его воле добирались в самые отдаленные края, творили его волю и действовали всегда от его имени. На это Ясноок дал им большую колдовскую силу, а страх перед ними был столь же сильным, как страх перед самим затворником, черным князем ратайской земли.
Пила кивнул.
- Так вот, из них, злыдней, один сегодня приехал к вам в городище. Приехал в обличии человека, дух которого много дней назад он убил, а в тело вселился. Теперь то же самое он и с твоим младшим братом сделал, вселился в него, а старое обличие, тело мертвое, здесь бросил. Понимаешь.
- Понимаю. – сказал Пила – Теперь понимаю.
Что творилось сейчас у него в голове и в сердце – пером не описать.
*** *** ***
Смеркалось. Витязи осмотрели как следует окрестности, разожгли костер, сварили в котелке кашу, съели ее с сухарями и с салом, выпили по пол кружки вина и готовились устраиваться на ночь. Пила все это время сидел на одном месте, не проронил ни слова и к еде не притронулся. Сейчас он, также молча, сидел и смотрел на горящий огонь. Ни на что происходящее вокруг, он не обращал никакого внимания, разве что изредка прихлопывал на шее или на лице особо болючего комара. Не заметил он и как четверо его новых знакомых расположились около костра кружком.
- Эй, паря, слышишь! – будто от сна его одернул Коршун.
- Что? – тихо сказал Пила.
- Не спи. Сейчас обряд будем совершать.
Слева он Пилы сидел Рассветник дальше Вепрь, Клинок, и справа – Коршун. В руках у Рассветника Пила увидел большую, на три четверти залитую чем-то деревянную кружку. Рассветник держал ее перед собой, бережно обхватив обеими ладонями и заглядывая внутрь. Все наблюдали за ним внимательно и слегка напряженно.
- Начнем. – сказал наконец Рассветник, окинул всех взглядом последний раз, и снова повернувшись к своей кружке, заговорил:
- Человек, живая душа! Ты неупокоенный, скорбящий, до срока умерщвленный, принужденный скитаться, искать себе пристанища и не найти, пока срок отведенный тебе на белом свете не истечет! Принужденный бессловно, бесслезно скорбеть о своей гибели! Мы принуждены с тобой скорбеть о твоей гибели. Ты брат нам – по отцу, вечному небу, по матери – сырой земле, по всему роду человеческому! Один отец у нас с тобой, одна мать у нас с тобой, одна печаль у нас с тобой, один враг у нас с тобой! Как мы скорбим о твоей беде, как земля и небо скорбят о твоей беде, так ты нашей бедой опечалься! Встань на нашу защиту, чтобы рассчитались мы за обиду и нашу с тобой, за вину перед землей и небом, за вину перед всем родом нашим! Кровью своей, пролитой без вины, укрой нас от колдовского взора, чтобы врагу твоему, врагу нашему, врагу земли и небес, были мы невидимы, чтобы мы были ему неслышны. Чтобы не слышал он нас, когда будем мы рядом, и не видел, как приблизимся к нему. Тогда ответит наш враг за твои и за наши обиды, и за всех убитых им, и за всех живых, им обиженных, за обиды пред небом и пред землей! В том надейся на нас, а мы на тебя надеемся, как на верного брата!
Сказав так, Рассветник выпил из кружки глоток и передал Вепрю.
- Да будет так! – сказал Вепрь, выпил и передал Клинку
- Да будет так! – повторили то же Клинок и Коршун. Потом Коршун протянул кружку Пиле.
- Скажи, и пей до дна.
- Да будет так…
Приторно-сладкая терпкая едкость окатила Пиле Глотку, засвербила, защекотала в ноздрях. Теплом прошла по горлу и растеклась по груди, по животу. Коршун и Клинок поднялись с земли. Рассветник взял у Пилы кружку. Обряд закончился.
- Вино? – спросил Пила.
- Да. Вино, в вине кровь. – ответил ему Вепрь. В речи его звучал сильный говор – странный, совсем незнакомый Пиле.
- Как кровь? Чья?
- Человека, который был для злыдня его телом. Рассветник добыл кровь из жилы мертвого, и добавил кровь к вину. Злыдень убил этого человека давно, а теперь его кровь послужит нам укрытием против колдовского глаза. А теперь, горожанин, будем ложиться ночевать.
После, когда уже стемнело совсем, когда доели остатки ужина и выпили остатки вина, когда решили кому за кем стоять в карауле (первым выпало Коршуну) и устраивались под плащами и покрывалами, Рассветник сказал:
- Вот что, Пила. Тебе хочешь-не хочешь, а с нами завтра ехать придется.
- Зачем?
- Затем, что твоего брата в лицо мы не знаем, а глаза злыдень заморочить может так, что сам леший его не разберет. Поможешь нам его узнать. Понятно? Теперь спи.
Пила не стал ждать, пока сон сморит его, а лег, закрыл глаза и тут же провалился в черную кромешную тьму без сновидений.
|