|
|
| ПРОИЗВЕДЕНИЯ |
|
|
| Новелла |
13.07.2011 16:24:18 |
|
И я увидел другое знамение на небе,
великое и удивительное — семерых ангелов,
имеющих семь бедствий, последних;
ибо в них окончилась ярость Божья.
(Откровение 15:1)
В христианстве смертными называют грехи, ведущие к гибели души.
Вопреки распространённому мнению концепция «Семи смертных грехов» не является частью христианского вероучения, но служит одним из возможных способов описания греховности человека.
Библия не приводит списка грехов, но предостерегает от их совершения в десяти заповедях. Впервые он встречается у Григория Великого (VII век) и в такой редакции восходит к восьми помыслам Евагрия Понтийского, однако печаль заменена на зависть, а тщеславие объединено с гордыней. Концепция же семи смертных грехов получила распространение после трудов Фомы Аквинского (XIII век).
Глава первая. Праздность.
Если ничего не делать, то хуже не станет. Лишь действие ведет к изменениям. А ему этого не надо. Петечка, скушай витаминку, возьми яблочко, не забывай про ягодки! И так все детство. Не падай, не бегай. А может вообще лучше дома посидишь? Там на улице так опасно! А ты такой больной, слабенький... Ну-ну, не плачь, я же тебя люблю и защитить хочу. Мать так сильно всегда за него боялась, что он сам стал бояться. Он боялся лестниц, потому что мог споткнуться, он боялся лифта, так как мог застрять, боялся открытых улиц, закрытых помещений, работать, учиться и помогать матери, которая еще и запрещала даже немного напрячься. Мало помалу он перестал чего-либо делать или желать. Петечка сидел дома с мамой-пенсионеркой на ее крохи и глядел в окно, что бы не переживать от телевизора и не тревожить мысли книгами. Это затянуло, поглотило его. Двухчасовой утренний чай, окно, обед на три часа и опять окно. Иногда легкая прогулка по двору. Врачи заверяли, что болезнь минула, минула давно, когда еще семья была полной, но мать не верила и все вскармливала и оберегала Петечку, особенно, после того, как почему-то ушел отец. Теперь Петечка чувствовал себя прекрасно, но жизнь которую вел он из года в год, устраивала его: когда понимаешь, что вполне можно жить без всего, то перестаешь напрягаться, что бы что-то получить.
В редкие дни он с матерью выбирался в безопасное и тихое место, например в музей. Маленькая, сухонькая старушка и высоченный, бледный юноша неспешно семенили с пустыми лицами к музею. Но и там, внутри, во дворце прекрасного и пугающего они бродили так же уныло и пусто. Петечка остановился у огромной круглой картины: в ее правой верхней части восседал мужчина, положив голову на мягкую подушку. Петечка прекрасно понимал его, но не понимал зачем он сам здесь, так далеко от своей подушки...
Глава вторая. Алчность.
- Олег, пожалуйста, давай купим новый телик. Ну необязательно сверхмодный и навороченный, а хотя бы просто новый.
- Ир, этот нам моя мама подарила, не хорошо как-то выкидывать. Тем более он работает. Вот какой смысл покупать новую вещь, когда старая еще в порядке. Ты же не покупаешь новый кусок мыла, не смылив старый?
- Купила бы... У нормальных семей в ванной не один кусок обычно лежит. Ты каждый раз говоришь, что после достижения бюджетом такого-то предела, можно начать тратить... И так предел за пределом... Нельзя так.
Олег устал от этих разговоров. Устал спорить и доказывать, что желает семье только лучшего. Что ей никогда не понять, как страшно было маленькому Олежке переехать из города в деревню к бабушке по маме, потому что папа потерял в 91-м все и повесился. Как голодно и сиро было жить. Как он начал копить в двенадцать лет, тщательно следя за курсами валют и переводя свои рублишки в заграничные деньги. Стопочка росла, он учился, стал работать и все копил. Олег женился, свадьба была очень экономной. Но он обещал жене, что скоро, когда он накопит определенную сумму, они поедут в свадебное путешествие, потом пригласят друзей в ресторан. Просто немного позже, надо иметь что-то за собой, что бы если что... «Если что» не наступало, количество ячеек в банке росло, а с ними рос страх все это потерять. Олег стал прятать часть денег в доме, часть закопал за маминым домом, которую из экономии не перевозил в город, все, что лежало в банке было переведено в самые разные, но непременно устойчивые единицы или ресурсы.
- Ира, воскресенье сегодня. Зачем нам телевизор? В галерее «Вавилон» выставка новая, пойдем?
- Выставка? У тебя туда явно проходка, раз предлагаешь. Иди, тошно мне на халяву. Надоело.
И пошел. Ясно все, предельно ясно. Ну и пусть. Без нее будет даже лучше. Экономнее. В гулком зале временных выставок Олег безучастно рассматривал картины и посетителей. Он вынужденно шатался от стены к стены в поисках знакомого, который отчего-то снабжал Олега бесплатными билетами, которые иногда удавалось продать...
Глава третья. Гнев
Выше ворот — меньше видно. Плечи ссутулены, движенья нервны. Если не смотреть в глаза, то и они не заметят. Улицы бы попустыннее, а то можно и коснуться кого. Быстрее в проулок, налево, направо. Дождь моросит. Кажется, что он моросит всегда. Когда было увольнение «по состоянию здоровья», он точно уже моросил. Задолго. Может, он закапал, когда жена пришла позже обычного? Или сын задержался на прогулке? Когда запирал двери и заклеивал окна — точно уже моросил. Когда выкинул телефон, компьютер, телевизор. Когда отключил газ и электричество...
Бродяга под фонарем разразился жутким ревом: «Страх — это уже грех!»
С ненавистью посмотрел на бомжа, злоба душила, не в переносном смысле, а мешала дышать. Бездомный, как американский проповедник, размахивал руками и продолжал страшным голосом: «Страх – это то, что съедает тебя изнутри, то, что крадется за тобой по ночным улицам и подстерегает в темных подворотнях. Страх ты испытываешь всегда и везде. От него нельзя скрыться или избавиться. Страх поглощает все остальные твои чувства, опустошает мысли и изнашивает тело. Когда ты боишься, в тебе воцаряется дикий первобытный ужас – предок страха. Страх – это единственное настоящее, честное и искреннее. Страх избавляет тебя от лжи и делает чистым, как младенца. И если ты можешь солгать в любви, дружбе или даже ненависти, то перед ликом страха ты очищаешься и возвращаешься к истокам, к инстинктам. К самосохранению. И порою сложнее защитить душу, нежели тело...»
Жутко становилось оттого, что бомж вещал явно грамотно и в этом чудился заговор. Злоба, наконец, выплеснулась наружу ударом ноги под дых бродяге. Тот согнулся и повалился на бок. Страх, что кто-то что-то знает, немного отпустил. Идти надо было в «Вавилон» - выставку-галерею и искать ту самую картину, которую он видел еще тогда, когда не моросил дождь. Кажется после этого он и пошел. Теперь ненависть и уверенность в правоте помогут уничтожить это зло, сводящее с ума и губящее порядочных людей.
Глава четвертая. Блуд
-В галерее Босх. Пойдем? - она знала ответ. Просто хотелось произнести эту фразу. Пускай спящему и практически незнакомому мужчине, от которого она сейчас поспешной уйдет. Пока есть возможность верить — я сама ухожу, а я им очень нужна. Я нужная, я не брошенная. Мама и папа были единственными людьми, которые бросили меня. Больше никто и никогда меня не бросит. И она доказывала это себе почти каждый вечер. Мало кто отказывался и она верила, что нужна, что неотразима и необходима. То, что происходит после знакомства нужно ей, а вовсе не единственный способ заинтересовать мужчину. Когда-то у нее был человек. Не на одну ночь. Но ей стало страшно, что он бросит ее и она вновь останется одна... И она ушла от него. От неимоверного ужаса с потными ладонями и дрожащим желудком, с глубоко сидящей, точившей ее уверенностью, что ее бросают, так как она слишком плоха... А когда таких много и всего на ночь, то ее никто и никогда не бросит. Она не заводила даже подруг или знакомых. «От тебя родители отказались, когда ты родилась. Решили что не справятся с ребеночком без ножки. Плоха ты для них была, плоха...» - говорила нянечка в приюте. Но что ножка? Получила же работу, а там столько мужчин, нуждающихся в ней! И жизнь наладилась, пошла, вернее, поковыляла. Пойду одна на Босха. Там точно встречу кого-то, кто одинок, кого-то, кого я спасу... Эффектная блондинка в красном платье. Не более.
Глава пятая. Чревоугодие.
-Алечка, просыпайся! Сегодня воскресенье и мы едем на улицу, - два грузных медбрата помогли Але перебраться в коляску. - Отвезите ее в душевую, а потом переоденьте.
Аля скривила лицо и пустила пузыри, ей не нравилось, когда ее трогали.
-Ну, ну, искупаешься и будем кушать, - это подействовало.
-Калиныч, а чтой-то с ней? - спросил в душевой младший медбрат.
-Ожирение, последний степени. И умом, того. Врач говорит, что в семье ее очень голодали и она, попав в приют, стала есть все подряд. Думала, что ли, что последний раз... Она у нас уже лет семь. Молчит, не двигается. Только на еду реагирует. Страшное дело.
Никто не знал и не помнил, даже сама Аля, как однажды в конце зимы она сидела за столом и плакала. Мама на смене, папа не принес ничего. И что ни делай, а еда раньше завтрашнего вечера не появиться. Страх вытеснила паника. Аля упала на пол и стала биться головой о дощатый пол: «Не хочу больше, не могу! Кушать, кушать хочу!!! Папа, папочка, сделай что-нибудь, ну хоть что-нибудь!!!» И он сделал. Собрал ее и отвез в районный детский дом.
-Только накормите ее сразу. А мы на ноги встанем и заберем ее. Можно ведь так? - отец не лгал. На ноги вставали несколько лет, писали Але, изредка посылали гостинчик. А однажды вместо обычного рисунка от дочери и подписью «Люблю мама и папа» получили письмо от директора детдома. Алю перевезли в интернат для умственно неполноценных. Такую дочь родители потянуть не могли. Когда Аля перестала рисовать и отвечать на письма, они тоже перестали писать.
Глава шестая. Зависть.
-Эта выставка много для меня значит. Я боюсь, что все пойдет не так, - нервным движением валерьянку. - Вам же ничего нельзя поручить! Какие таджики? А? Я же просил, минимум белорусы! Что там ваши таджики мне наустанавливают? Вдруг хуже чем у Мотыгина будет?
Всегда, сколько он себя помнил, понимал, что у кого-то что-то лучше. Дороже, больше.
-Эрнест Валерьянович, не волнуйтесь так! Все крепко, надежно. Посетителей много, еще не одного сбоя не было, - Вера перебирала визитки на столе, а он ловил себя на мысли, что у Мотыгина даже секретарша моложе. Что о нем подумают? Молодой, успешный и такая секретарша. В окно было видно, как к зданию офисов подъехал новенький Коен, из которой вышел Мотыгин. Сердце Эрнеста заныло. Он только на той недели купил Бентли лучше чем у этой скотины. И что Мотыгину неймется? Чуть ли не каждый месяц новая машина. Эрнест ходил и иным путем — купил новейшие и мощнейшие компьютеры во всю свою фирму, но Мотыгин об это даже не узнал. Эрнест спал тогда очень плохо.
-Эрнест! - засветилось в двери лицо нездоровой, на взгляд Эрнеста, радостью. - Был на твоей выставке — шикарно! Только вот декоративные перегородки как будто шатки. Кажется, покачиваются. Это специально?
-Да, - зачем то покраснел Эрнест Валерьянович и почувствовал, как раздражается. - То есть — нет. Сейчас поеду посмотрю.
В залах частной галереи свежо пахло краской на ацетоне. Перегородки, крепящиеся к потолку, стояли поперек залы и служили стенами для репродукций. Эрнест гордился своей идеей выставить не оригиналы и тем самым позволить любому человеку посмотреть на произведение искусства в масштабе. Его пугало смутное ощущение, что все таки это была не его идея. Эрнест с важным видом подошел к жемчужине выставки — белокурой женщине в красном, вернее к весящей рядом с ней картине Босха «7 смертных грехов».
Глава седьмая. Гордыня
Модест Александрович павлином плыл по галерее. Он являлся хозяином всего здания и сданные им помещения считал своими. Вид вокруг более чем удовлетворял его: в стелянно-зеркальном зале со всех сторон он видел себя. Весь идеальный. Завидев наемщика зала, Модест прибавил шагу и надел сияющую улыбку:
-Валерьяныч! Это ошеломительно! Люблю я Гойю!
-Босх, - прошипел Эрнест и притих. Другое здание найти сложно.
-Что, мой друг? - Модест внутренне побелел.
-Ох, говорю. Устал с приготовлениями. Не шатки ли перегородки? У Мотыгина на биенале вообще из стеклопластика были и ничего. У меня они тяжелее и на кронштейнах.
-Не шатки! Я тебе говорю. Я плохого не посоветую. Я в этом деле, Валерьяныч, собаку съел! И не только в этом. - Модест поймал взгляд Эрнеста на галстуке и на миг стушевался: «Не подходит к костюму?» и изрек: итальянский!
-Кто? - Эрнест расстроился, что Гойя, который был испанцем.
Но Модест уже лихо развернулся на каблуках к пожилой женщине и ее сыну:
-Мария Петровна, Петр! Рад, что пришли! Это, Валерьяныч, малоимущее. Я им помогаю, говорят душу очищает.
-Вы — святой, - вздохнул Эрнест тяжко и зачем-то вспомнил Мотыгина. К ним подошел молодой мужчина в старом пиджаке. - это, Модест Александрович, Олег — мой лучший друг.
Олег и Эрнест встречались на выставках, Олег получал новый пригласительный билет, и они расходились. Эрнест устал от рассказов Мотыгина о его Олеге — бывшем однокласснике и лучшим друге - он завел своего.
Четверо мужчин неловко переглядывались, изредка выпуская из себя смешок или вздох, порочный круг неловкости разорвала высокая стройная блондинка с еле заметной хромотой.
-Эрнест, Вы не представили меня, - она мысленно уже отмела Петю и Олега, настроившись на Модеста.
В разгар подобия разговора к ним подошла женщина с инвалидной коляской.
- Приветствую, Маргарита Витальевна, смотрю, Вы Алю привезли, - Модест погладил женщину в коляске по голове и завел со знанием дела беседу о нуждах клиники.
Маргарита же заметила испуганный блуждающий взгляд Марии Петровны и взяла ее под руку:
-Не волнуйтесь, я знаю куда идти, я провожу Вас.
Мужчины остались одни у круглой репродукции, чтобы продемонстрировать высокой блондинке на Але, сколь они заботливы.
У противоположной перегородки, где тоже висела картина, стоял человек. Лохматый и нервный. Все его тело дрожало и боялось. Он вцепился в раму картины и потащил на себя. Кронштейны в потолке застонали и тяжелая металлическая конструкция накрыла человека, зацепив противоположную. То ли строители чего-то не досмотрели, то ли одно место не выдержало такого скопления грехов, но две перегородки сложились, как стены карточного домика, похоронив под собой семь человек.
Картина, которую пытался сорвать человек, называлась «Страшный суд»...
19.00, 7 апреля 2010год |
 2  1057
|
|
| |
|
Мне понравилась закольцованность текста, отсутствие лишних деталей, зримые образы.
Понравилось, что смертные грехи "привязаны" к страху.
Спасибо.
пс обратите внимание на грамматические и стилистические ошибки, проскальзывают :)
|
|
|
1
21.07.2011 13:50:03
|
И Вам спасибо!
Ах, скользкие, вот и проскальзывают. Впредь буду бдеть:)
|
| |
|
|
Даже лучше убрать названия глав. Текст самоценен и наблюдательностью автора.
|
|
|
1
21.07.2011 13:48:53
|
Спасибо. Думала над этим. Знакомый филолог посоветовал то же, а мастер - убрать номера)))
|
| |
|
| |
|
|
