Когда я был маленький, а советские граждане считали туристической меккой Анапу, а не Египет, мы с мамой каждое лето сбивались в собственную маленькую стаю и тоже летели на юг. В отличие от большинства отдыхающих, мы здорово экономили на проживании, останавливаясь у многочисленных родственников. Не знаю кто из моих пращуров первый догадался забить тепленькое местечко поближе к морю, но к моменту моего рождения наши дальновидные родственники практически полностью заселили побережье.
В Анапе меня удивляло всё. Голые обожженные люди, обмотанные только полотенцами да спасательными кругами. Бессмысленные плакаты, зачем-то призывающие отдыхающих граждан отдыхать. Деревянные указатели, ведущие в никуда с надписью: "Солнечные ванны". И, конечно, бесконечные виноградники.
Здесь виноград не был посажен для еды или красоты, он просто рос. Его можно было есть просто так! Не как десерт, сладость или витамины, а просто так. Потому, что он вот, прямо перед тобой. У меня совершенно не укладывалось это в голове.
А еще меня поражало удивительное соотношение вкуса креветки к ее величине. Чем мельче и жалостливее выглядит креветка, тем она вкуснее. И не было дня, чтобы все вокруг не объедались этими нано креветками из газетных кульков, которые разносили по пляжу бесчисленные продавцы. Стоило немного расковырять ногой песок и обязательно обнаруживалась креветочная шелуха закопанная здесь много раньше, чем это додумался сделать ты.
Ну и конечно, море. Это сейчас я знаю что оно в прямом смысле черное. А тогда оно было лазурное, пенное, теплое и невыносимо соленое. Такое соленое, что казалось должно покрывать белыми кристаллами высыщающие тела купальщиков.
Анапа была прекрасна. Но почему-то я никогда не хотел жить здесь. Мне было достаточно этих четырнадцати дней, чтобы загрузиться теплом до следующего лета. И хотя родственников у нас было предостаточно, загружаться теплом мы в основном приезжали к двоюродной бабушке. В прошлом бабушка была первосортным снайпером, что не мещало ей обладать мягким характером и целым подворьем таких же мягких кроликов.
А еще у бабушки был кот Никифор. Нет, не так. У бабушки был Кот Никифор. Откуда он взялся было совершенно неизвестно, поэтому на породистого Никифор не претендовал. Но никому и в голову не приходило называть его Фориком, тем более Кефиром. Он был царем. Королем прайда. Узурпатором улиц.
Огромный, как хороший ротвейлер, со сваленной рыжей шерстью, рысьими кисточками на ушах и длинными желтыми клыками из вечно полуоткрытой пасти. Весь день Никифор сидел на солнце в состоянии близком к смерти. Он никогда не ложился и не искал тени. Кот сидел на самом пекле, с закатившимися вверх глазами и огромной зеленой соплей из носа. Когда длина выделений достигала критического значения, а именно середины груди, котяра включал внутреннюю турбину и шумно всасывал все обратно. Через секунду процесс начинался заново. Мы уходили на море - Никифор сидел, тек и всасывал. Приходили - ничего не менялось.
И тем страшнее было его ночное превращение. В какой-то момент кот пропадал с насиженного места и исчезал. Те, кто случайно встречал его ночью, видели совершенно другого Никифора. Сосредоточенного, бесстрашного хищника с молниеностной реакцией. Никифор был крысыловом. Этим и объяснялось его болезненное состояние днем. Убийца огромных черных грызунов стоически перебаливал всеми инфекциями, которые несли в себе крысы.
Рано утром бабушка с неизменным омерзением сметала с крыльца несколько придушенных трупов. А Никифор уже сидел на солнце потягия носовой коктель подвальных заболеваний. Конечно, кота никогда не пускали в дом, а мне строго-настрого запрещалось его гладить. Впрочем, я никогда не горел подобным желанием.
Еще на подворье жило две собаки. Добрые старые клячи неизвестной этимологии. Бабушка называла их "звоночки", за бесценное и единственное достоинство, гавкать на чужих, но не брехать понапрасну. Оба кобеля относились к коту с пиететом, обходя его шагов за десять. Поскольку Никифор сидел практически в центре двора, передвижение собак напоминало прогулку заключенных, строго по кругу.
Дом бабушки состоял из жилого помещение о трех комнатах, загона для кроликов и летней пристройки с кухней. В кухне помимо плиты было спальное место и холодильник. Холодильник имел пузатую наружность и железную ручку, которую сначала надо было надавить, потом потянуть на себя, а после с усилием открыть прохладное нутро.
Прилично накачав руки, бабушка решила поменять старый агрегат на более поддающуюся вскрытию технику. Идея казалась вполне разумной, пока, буквально через несколько дней после установки, она не заметила, что из холодильника начали пропадать продукты. Сначала она подумала, что это я, утомленный купаниями начал питаться втихомолку. Но я, честно признался, что не имею к этому отношения. Не знаю, что еще думала бабушка, но в конце концов подозрения пали на кота.
Мы караулили Никифора по очереди. Но он, являл собой неизменную картину умирающего на жаре. Запирать дверь не имело никакого смысла, в старой постройке число возможных лазов превышало количество возможных попыток для их заканопачивания. И вот однажды, чутье кота подвело.
Последовав за процессией: а это была именно процессия, из гордо шествовавшего кота и двух плетущихся за ним собак, бабушка увидела следующее. Элегантным движением тела котяра повис на ручке холодильника, оттолкнулся лапой от стены к которой прилегала дверца и распахнул ее настежь. Залез внутрь и стал грызть колбасу, откидывая задними лапами попадающиеся на пути кусочки еды для поджидавших внизу собак.
Не буду углубляться в процесс наказания кота и собак, скажу только, что холодильник подпирали стулом, потом валуном, которым придавливали в бочке капусту. Но в конце концов, новый холодильник переехал к ближайшим родственникам, а старый продолжил накачивать руки моей двоюродной бабушке.
Вспомнил я эту давнюю историю в связи с недавним посещение цирка, куда я повел уже собственных сыновей. Под занавес представления мы увидили выступление дрессированных кошек. И вот что я хочу сказать: "Я горд, что был лично знаком с вами Никифор! Снимаю шляпу!"
|
1 
