Под моими лапами хрустит снег, маленькие белые снежинки, что может быть прекрасней? Я ломаю им шеи, они с дикими криками умирают в агонии у меня под лапами.
***
По его ноздрям почти видимыми нитями струятся запахи. Десятки, сотни, тысячи запахов – еловые ветки, припорошенные осколками замерзшей воды, влажная земля, гниющая листва под снегом, спрятавшиеся от хищника кролики, разложившиеся трупики птиц, древесина – по-разному. Он мягко-мягко ступает, слегка опустив голову, принюхиваясь, вглядываясь в темноту, проводя языком по зубам, пробуя на вкус их остроту…
***
В этой глубине леса всегда абсолютная тишина. Здесь нет ни малейшего луча света, мутировавшие животные ориентируются по запахам. И отсюда нельзя выбраться.
***
Он знал, что в самой сердцевине леса есть озеро. Про него ходили слухи, что оно обладает магической силой, которую впитало из огромного таинственного леса. И у него был только один ориентир – у озера, образуя абсолютно правильный круг, растут деревья невероятных размеров. И он все вдыхал и вдыхал, молясь про себя, чтобы ни за что не пропустить именно этот запах, запах Круга.
***
Озеро светилось. При одном только взгляде на него было понятно, что в нем заключена сила. Оно переливается в непроглядной тьме, освещая исполинские ветви окружающих его дерев. Они покачиваются в едином ритме, как живые, и из-за мерцания кажется, что они танцуют, что вот-вот они вынут корни из земли и подступят ближе к озеру, ближе…
Ходили слухи, что озеро воскрешает мертвых.
***
Он шел, наверное, с сутки. Не спал – боялся. Ничего не ел – пытался поймать что-то мелкое, пахнущее съедобно, но он не настолько хорошо ориентировался в темноте и не знал потайных уголков леса. Животное быстро умчалось.
Лапы болели, шерсть, покрытая инеем, под его тяжестью пригнулась ближе к тонкой спине. Загривок давно онемел. От ноши, ради которой он, несмотря ни на что, продолжал идти.
Запах коры усилился. Зверь вздрогнул, принюхивался глубже, вдыхая и выдыхая частички леса. Теперь он ступал медленнее, тише, моля небо о том, чтобы не пропустить, ни за что не пропустить…
Снег, казалось, забился под шерсть, во все тело как будто были воткнуты сотни иголок. Он уже не чувствовал ни лап, ни живота. Но продолжал упрямо идти. Голова кружилась, его выворачивало наизнанку. Каждый шаг отдавался болью и рвотой. Но в желудке ничего не было, и он сблевывал желчь.
Вдруг он увидел едва заметное свечение. Как будто единственная во всем хаосе звезда вдруг упала. Мигнула и ушла. Он рванулся вперед, но упал в снег, скуля. Мертвый груз давно прирос к спине, поэтому за это волноваться было нечего. Но он уже не мог встать – задние лапы отказали. Нужно собраться, необходимо, пожалуйста, какой-то километр…
Глубоко вздохнув, он пополз, подтягивая задние лапы. Правая передняя тоже начала отказывать. Нет, еще чуть-чуть…
***
Холодное сияние озера резало глаза. Птицы, нечаянно залетавшие сюда, слепли и падали замертво, врезаясь в вековые стволы. На коре этих деревьев выросли ледяные, острые как пики, шипы. На них насаживались обезумевшие птицы и животные, которым не повезло попасть сюда. Но само озеро никогда не замерзало. Если сюда и попадали снежинки, они тут же истлевали над самой водой. Гладь водоема всегда была безмолвно-спокойна. Здесь веяло безумием и доисторическими кошмарами.
***
Это бессмысленная борьба. Ничего не получится. Сдохнуть здесь – вот лучший выход. Если бы не…
Над головой собрались три огромных черных грифа. Они безмолвствовали и, казалось, даже не шевелились, распахнув исполинские крылья. Они были чернее, чем мрак, давящий на спину, поэтому их было отлично видно. Зверь лег на снег. Сознание с каждым движением меркло, боль внутри была невыносимой. Желчь замерзла на шерсти вокруг рта, рвотные позывы уже ничем не сопровождались, кроме диких ударов под дых. Все внутри резало ножами и горело. А снаружи он уже ничего не чувствовал, кроме одной агонизирующей лапы. Хищник чувствовал, как смерть касается его, ласково гладит по загривку и шепчет, что если он сейчас останется, если он перестанет думать, все закончится. Боль уйдет, придет блаженство. Только не вставай, лежи…
Он вгрызся в онемевшие задние лапы зубами и почувствовал на языке вкус крови. Зачем они ему теперь? Преодолевая кошмар боли, он грыз голую собственную кость, чувствуя заледенелое мясо и холодную, но свежую, свежую сладкую кровь… Обострились запахи, сознание вынырнуло из темноты, задрожал вокруг воздух. Взвыв, он рванулся на одной лапе вперед и волок бесполезное тело по земле, пока не увидел, совершенно четко, яркий бело-серебристый свет впереди. Скоро все будет кончено. Ближе, светлее… Нет, невозможно смотреть…
***
Грифы, чьи глаза привыкли и ко тьме и к свету, хранившие тайный уголок зачарованного леса, улетая, видели: большой белый волк лежал на снегу. Вместо задних лап у него торчали осколки костей. Его ослепшие глаза были совершенно белыми. Из разодранного живота тянулись от края поляны кишки и шлейф крови. А на поверхности озера плавало волчье сердце, – необходимая плата за чудо, - и маленькая девочка с мертвыми желтыми глазами.
|
0 
