пахло холодом, как бывает перед зимой:
то ли сыростью, то ли ледностью на земле.
шел по камушкам кто-то пьяный к себе домой
и старался не думать о ждущей его петле –
все мечтал о несбыточном, кажущемся тепле
за мороженной, опостылевшею тюрьмой.
в подворотнях гнездились чмоканья и шлепки,
из окон раздавались плачи, плевки и брань.
и не он, конечно, придумывал мир таким –
кто придумывал, тот, наверно, не знал добра.
было больно – там кто-то ухал из-под ребра,
и чугунная тяжесть придавливала виски.
пели станции поездами ночных гостей.
разбивались об лед любови за три рубля
мелким крошевом недовыбитых челюстей –
уползая под троекратное с нервом «бля»,
чья-то девочка забиралась в свою постель.
и полночи похмельных гоняя потом чертей,
все клялась и не влюбляться, и не влюблять.
_____
кто-то шел и выслушивал уханья в глубине,
будто рвущиеся из черной сырой земли.
уговаривал сам себя, что и вправду нет
той услужливой дожидающейся петли.
эту девочку он и сам бы да исцелил,
если б чуточку да пораньше свиделся с ней.
и у самой у двери рая, срыгнув коньяк,
и упав на колени в жижу своих грехов,
он, заплаканный, разглядел небеса в огнях,
возопил, как помешанный: «если же мир таков,
понамешанный из созвездий и потрохов,
не найдется ли в нем местечка и для меня?»
_____
пахло холодом, будто вымерзло все вокруг…
кто-то резал, и кто-то кровью детей крестил.
кто-то в небе из кремня звезд высекал искру,
чтобы свет ее чьи-то лица да осветил.
кто-то трезвый, свернув с намеченного пути,
чью-то девочку-птицу беспечно кормил из рук.
|