- О-о, Андрей Семеныч!
- Михал Платоныч!
- Как вы, мой друг?
- Прекрасно-прекрасно, Михал Платоныч. Вы как? Не болеете?
- Что вы, что вы, чудесно, мой друг! Представляете, сейчас иду от знакомого художника, он рассказал мне столь занимательную историю, хо-хо!
- Да-да, расскажите-расскажите, Михал Платоныч! Знаете ли, давно не слышал, эхем, занимательных историй.
- Что ж, слушайте, Андрей Семеныч. У моего знакомого художника был друг, тоже художник. Талантливый человек, говорили, что он станет известным! Только вот шедевру ему не хватало.
– Да вы что?
– Так вот взялся он писать этот шедевр, говорил, напишет и сразу разбогатеет! Взялся писать он эту картину. Сюжетец там такой незамысловатый был: лес, посреди леса дерево поваленное, а на нем медвежата играются. Простенький такой сюжетец, да сам Орешкин клялся, что шедевр будет!
– Так?
– Ну, писал он, писал эту картину, сосредоточился все боле на мишках, а лес только в наброске оставил. Писал он этих мишек, писал, к вечеру устанет, пойдет отужинать, вернется, ан не нравятся ему мишки! У этого нос не такой, у того уши слишком длинные, что аж на зайца похож, у другого тени не так лежат… В общем, брался он все это счищать и заново писать. А сам думает: «Пейзаж после напишу…».
– И как? Написал? Пейзаж-то.
– Какой там! Утром встанет, давай опять мишек писать, пишет-пишет… А все не нравятся они ему. То шерстка слишком пушистая, то глаза косые, в разные стороны смотрят.. Опять счищает, да перекрашивает! «Потом пейзаж-то напишу, успею!» - думает. А, надо сказать, художник-то не молодой уже был, болел еще чем-то… Откладывал он, откладывал, пейзаж-то, да так и помер!
– Вот это да!.. Вот так история! И не дописал???
– Нет, пейзаж не дописал… А мог бы стать великим художником. Друг-то мой, тоже художник, говорил, что если бы Орешкин дописал картину, то вот наверняка бы прославился! А так… чего уж там?..
– Да… печальная история… и в то же время занятная! Ну, побежал я, здоровичка вам, семье привет!
– И вам того же!