|
ПРОИЗВЕДЕНИЯ |
|
Рассказ |
22.08.2011 13:48:30 |
|
Новость о возвращении Валерки Бородина облетела деревню в считанные часы. Вера услышала об этом у колонки, куда они с бабушкой каждый вечер отвозили на железной каталке пустую сорокалитровую флягу, чтобы потом тащить ее назад полную воды. Вера бегала вдоль очереди, когда подошла бабушкина соседка Тихоновна и сообщила, что Валерку выпустили по амнистии, а так бы сидеть ему еще два года. Очередь из разноцветных платков на несколько секунд умолкла. Началось обсуждение с прихлопыванием по бокам и неопределенными восклицаниями.
Бабушка взгромоздила на каталку вспотевшую флягу, капли с которой темными шлепками падали в дорожную пыль, и решительно потащила ее в сторону дома, продолжая начатый в очереди разговор уже с Верой:
- И если увидишь Валерку Бородина – сразу ноги в руки, разворачивайся и марш домой!
- Почему?
- Почему, почему! Да он сел, когда ты еще на свет не родилась!
- Куда сел-то, бабуля?
- В каталажку! Жене своей голову отрезал.
Вера засмеялась. Каталажка представилась ей похожей на бабушкину железную каталку для фляги, на которой восседал какой-то Валерка и кивал всем встречным направо и налево. «И как он только на ней помещается? Она же неудобная», - гадала Вера. А уж как Валеркина жена обходилась без головы, было совсем непонятно.
- Как же он отрезал-то, бабуль?
- Как, как! – бабушка резко остановилась, бухнув каталку с флягой об асфальт. – А вот так! – и провела большим пальцем по шее. – И тебе отрежет, если будешь с ним разговаривать!
Вера притихла – остаться без головы ей сейчас совсем не хотелось. Бабушка с пяти лет готовила ее к первому классу, и она уже научилась писать печатными буквами. Без головы никаких букв у нее не получится, а тогда не видать ей и школы. Придется всю жизнь ходить в детский сад, играть в «каравай» и лепить фигурки, а потом под надзором нянечки Полины Борисовны отдирать пластилин от пола за провинности. Вера задумалась и твердо решила, что ни в какие разговоры с Валеркой Бородиным вступать не будет.
На следующий день отец вытащил из сарая старый трехколесный «Урал» с люлькой и полдня возился с ним во дворе. Мотоцикл не поддавался. Вера сидела рядом на траве и следила за цветными проводками, которые отец соединял в разной последовательности.
- На, поиграй, - он протянул дочери свечу зажигания, покрытую белым фарфором.
Свечка оказалась довольно тяжелой. Вера покрутила ее в руках и положила в передний карман юбки, который сразу отвис.
- А мама говорит, что нечего тебе этот мотоцикл ремонтировать, - Вера прищурилась точь-в-точь как мать и сложила руки на груди. – Только впустую время тратить!
Отец усмехнулся и вытащил из кармана пачку «Примы».
- Почему впустую? – запыхтел он, шевеля усами. – Мне он заместо друга. Знаешь, сколько мы с ним пережили? И на картошку ездили, и на лося ходили…
Он обошел вокруг мотоцикла, похлопал его по бензобаку.
- Лося пришлось частями из лесу вывозить – большая скотина была. Сколько в жизни всего интересного было, эх… Жалко ленивый я, а то бы дневник вести и записывать – потом вспоминать интересно. А так не помню ничего.
- Как это – дневник?
- Ну берешь тетрадку, пишешь, какой день, а потом что произошло. Так точно не забудешь.
Вера попыталась вспомнить, что интересного было в ее жизни. Самым ранним воспоминанием оказался опрокинутый шкаф в средней группе детского сада. Ей тоже захотелось вести дневник, и чтобы в нем было побольше интересных событий.
Беременная Ласка загромыхала цепью в другой стороне двора и разлаялась. Из-за приоткрывшихся ворот показалась коротко стриженная голова со сморщенным в улыбке носом. За ними появилась серая ветровка, надетая поверх тельняшки, грязные штаны и резиновые сапоги.
Отец выронил гаечный ключ и привстал с табуретки:
- От твою ж мать – Валерка! Бородин!
- Здорово, старик.
- Ну заходи уже, не стой там в воротах…
Валерка Бородин неумолимо приближался. Вера с ужасом посмотрела на его щербатый рот и разрыдалась.
Отец с Валеркой обнялись и долго хлопали друг друга по лопаткам.
- Это твоя, что ль? – оскалился гость в сторону Веры.
- Моя, подрастает.
- Ты че ревешь, свиристёлка?
Вера завопила еще громче. Отец взял ее за руку и показал Валерке на табурет:
– Садись, щас приду.
Он отвел девочку в дом, включил телевизор и ушел к Валерке. Вера на пару минут отвлеклась на кота Леопольда и его мышей, но затем решительно встала, обула у дверей мамины галоши и похлюпала во двор. Валерки с отцом у мотоцикла уже не было, их голоса доносились из предбанника. Вера прошла мимо собачьей будки, поленницы и курятника к бане, встала у порога и несколько минут молча следила за тем, как отец достает из-за мешков с комбикормом бутылку самогонки и разливает ее по железным кружкам. Валерка, сидевший рядом на перевернутом ведре, закурил и задумался, глядя в дверной просвет поверх Вериной головы. Морщины на его носу не разглаживались даже когда он не смеялся.
- Пап, бабушка сказала, если я буду с ним разговаривать, он мне голову отрежет! – выпалила Вера и показала пальцем в сторону Валерки.
- А ты не разговаривай, дочь. Посиди молча. Вон туда, на мешок можешь сесть.
Валерка приподнялся, пошарил по карманам куртки и достал конфету. Вера несколько секунд боролась с сомнениями, но в итоге молча взяла ее из Валеркиных рук. Потом подумала еще секунду, вытащила из переднего кармана свечу зажигания, которую дал ей отец, и протянула Валерке. Тот покрутил ее в руках, постучал по ладони и сунул за пазуху. Вера подумала, что получился неплохой обмен.
- Ну ладно, я пошла мультики смотреть.
- Иди, дочь. Твое здоровье! – отец с Валеркой чокнулись и, опрокинув по рюмке, страшно закрякали.
Вера вошла в дом довольная, что ей удалось съесть конфету и при этом избежать разговора с Валеркой, но с чувством легкой тревоги за отца. В шкафу родительской спальни она нашла чистую розовую тетрадку и ручку и, сев за стол на кухне, начала очень медленно и усердно выводить кривоватые буквы.
К вечеру отец заснул на полке в бане, а Валерка ушел. Мама вернулась с работы и взялась за ужин. Когда отец проспался и вошел в дом, опухший, весь в муке и комбикорме, мама напустилась на него:
- Хлев нечищеный стоит, а ты тут самогонку хлещешь целыми днями!
- Не целыми! Повод был, - пробормотал отец.
- Повод?! Уголовник твой из тюрьмы вернулся – вот так повод! Всех нас перережет теперь! И телевизор унесет!
- Мать, не ори, голова болит…
- Голова у него болит! Да ты посмотри, что ребенок в дневнике своем пишет. Только научилась писать – и уже про дружков твоих, алкашей и уголовников!
Мама побежала на кухню, схватила розовую тетрадку и открыла на первой странице прямо перед отцовским носом. На белом листе была единственная корявая запись:
«ПЯТАЯ ИЮНЯ. ПРИХАДИЛ ВАЛЕРКА БАРАДИН».
Вера прислонилась к косяку и вздохнула. Отец, рассмеявшись, взял дневник, легонько похлопал им девочку по голове и сказал:
- Молодец, дочь.
Мама с негодованием хлопнула руками по бокам и ушла на кухню, продолжая кричать оттуда:
- Давай еще ты мне голову отрежь, как дружок твой своей отрезал! Будет вам с уголовником, о чем выпить! Водись, водись с такими и дальше!
Прошло несколько дней. Вера с бабушкой шли за коровой вечером и встретили на перекрестке соседку Тихоновну. Она сдвинула платок на затылок, наклонилась к девочке, начала щипать ее и сюсюкаться. Вере стало не по себе.
- Внучка-то у тебя ночует, что ли? Тьфу ты эту пылищу, - Тихоновна достала из кармана носовой платок и громко высморкалась.
- Ага, мать в город уехала. Оладушков завтра напечем.
- Смотрите, осторожно там. Валерка Бородин хату снял через дом от вас.
- У Моисеевых?
- А то! Ворота на засов запирайте.
- Уж запрем покрепче!
Вера углядела в однотонном красном стаде кривой рог Буренки и дернула бабушку за платье.
На следующий день они взялись за стряпню, и Вера все думала, как тяжело приходится, наверное, Валеркиной жене без головы. Захочет она, допустим, оладьи постряпать и перепутает соль с сахаром, или сковороду не найдет – что тогда Валерка на обед будет есть? Ей ужасно захотелось посмотреть, как его жена управляется с хозяйством.
После обеда бабушка прилегла на диване, а Вера потихоньку вышла со двора и направилась к дому Моисеевых. У мостика через канаву она ненадолго остановилась, но любопытство так и подталкивало ее к воротам. Она медленно открыла их, тихонько лязгнув железным замком, и на цыпочках вошла в дом.
Валеркиной жены нигде не было. Сам он сидел на кухне и вздрогнул, услышав Верины шаги.
- А, свирстёлка пришла. Ну садись. Бери вот конфеты.
Вера не стала отказываться и залезла на стул, поближе к тарелке с карамелью.
- Валерка, ты зачем жене голову отрезал?
- Да не помню особо – пьяный был. А она гулящая была. Я еще до женитьбы знал, думал, пройдет у нее. Загуляла, неделю дома ее не было, вот и отрезал.
- Как же она без головы живет, Валерка?
- Так не живет! Померла. Убил я ее.
- Убил! А голова куда делась?
- Похоронили с головой, шесть лет уж прошло.
Вера отвела взгляд на окно – там вдоль дороги рядком ковыляли пятеро белых уток – и вздохнула:
- Бабушка тоже недавно рыжего Ваську убила.
- Ишь ты! Чем это ее скотина невинная обидела?
- Чем, чем! Мышей плохо ловил и на кровать ссался. Бабушка говорит – вздернула на веревочке, и делу конец. А мне жалко так котика! Васечку.
- У меня Мурка окотилась, я двоих оставил. Хочешь посмотреть?
- Хочу, Валерка!
Они прошли через кусты малины в баню. Там в деревянном ящике на газетах спала трехшерстная кошка и двое котят – дымчатый и черный. Вера подняла черного, прижала к себе и начала гладить. Котенок заурчал.
Валерка довольно сморщился, присел на корточки и почесал мамашу-кошку за ухом.
- Хочешь, забирай себе черного.
- А можно?
- Забирай!
Вера еще крепче обняла котенка и сразу побежала, пока бабушка не проснулась, быстро-быстро, словно опасаясь, как бы Валерка не передумал. Спрятала котенка в кладовке, устроила ему гнездо из бабушкиного пальто и тайком принесла молока в блюдце. Котенок напился и уснул. Весь оставшийся день Вера бегала к нему, а бабушка никак не могла понять, почему внучка сегодня так часто просится в туалет.
Перед сном Вера еще раз наведалась в кладовку. Котенок написал на бабушкино пальто и распищался, скучая по матери. Вера решила взять его к себе в постель. Бабушка, услышав мяуканье, прибежала к ней в комнату:
- Это кто еще у тебя?
- Котеночек…
- Вижу, что не собака. Где взяла?
- Валерка Бородин подарил.
- Валерка? Бородин?! А ну-ка давай его сюда!
Вера накрыла котенка руками и завопила во весь голос:
- Бабулечка, дорогая! Ну давай оставим котеночка! Ну прошу тебя! Он такой хороший! Я заберу его к себе, буду воспитывать…
Бабушка сердито отвернула голову:
- Завтра позвоню отцу, пусть несет его обратно к этому уголовнику!
Девочка обливалась слезами, котенок пищал.
- Ты злая! Ты меня обманула! Я разговаривала с Валеркой, и он не отрезал мне голову!
- Отрежет еще, погоди! Чтобы больше не было никакого Валерки! А котенок твой если гадить будет…
- Спасибо, бабулечка! – Вера, не дослушав, уложила котенка рядом с подушкой и залезла под одеяло, счастливая.
На следующий день они с бабушкой отнесли котенка в дом родителей Веры. Мама, вернувшаяся из города, тоже отругала Веру за Валерку Бородина, но разрешила оставить его подарок при условии, что девочка будет кормить его сама. Котенок быстро освоился и через несколько дней уже бегал по дому с Верой наперегонки. Валерка у них больше не появлялся – отец теперь ходил к нему сам и Веру с собой не брал.
Несколько недель спустя котенок охотился на мух во дворе и выбежал из-под ограды на дорогу. Вера кинулась за ним и едва успела схватить перед проезжающей машиной. Отряхнув пыль с его шерсти, Вера подняла глаза и узнала Валерку, шедшего по противоположной стороне дороги. Он помахал ей рукой.
- Ну че, котенок-то? Обжился?
- Ага, игручий. Назвали Черника. Это кошка ведь.
- Дай-ка погладить, - он подошел и взял котенка, но тот никак не хотел спокойно сидеть на руках. Вера забрала его назад и поинтересовалась:
- Ты с работы идешь?
- Не, не берут меня на работу. Я ж из тюрьмы. Не хотят. Скоро жрать нечего будет.
- А ты картошку посади.
- Раньше надо было. Не поспеет.
- Тогда конфеты можно есть, Валерка.
Издалека послышался крик, Вера с Валеркой обернулись. Прямо на них неслась Тихоновна, бабушкина соседка, в развевающемся, как флаг, платке.
- Ах ты гад! Дубина ты, убийца! Ты чего ребенку мозги пудришь, сволочь ты тюремная! Как вас, таких гадов, выпускают только! Всю жизнь бы тебе сидеть за решеткой!
Она подбежала к ним, вырвала у Веры из рук котенка, а саму ее схватила за плечо и потащила к воротам дома.
- Проваливай отсюда! – обернулась она к Валерке. – Иди в каталажку свою! Чтоб тебя разорвало!
Валерка пожал плечами, криво усмехнулся и пошел дальше, прищурившись.
- Девочка моя, не бойся, маленькая. Не обидел он тебя, нет? Сволочь – она и есть сволочь. Сейчас я матери твоей и бабушке позвоню…
Валерка Бородин вскоре пропал. Отец ходил к нему несколько раз, стучался в ворота и звал его, но никто не откликался. Вызвали хозяев, Моисеевых, они открыли дом, но там не было никого, кроме оголодавшей кошки.
Через неделю Вера с бабушкой, как обычно, повезли каталку с пустой флягой к колонке. Слышалось бряканье железных ведер, шумела вода, сама же очередь была непривычно тихой. Там они и узнали, что Валерку сегодня нашли в лесу.
Вера пришла домой, съела конфету, погладила котенка. Во дворе отец разливал самогон, вокруг него на перевернутых ведрах сидели мужики и выпивали, не чокаясь. Она достала из шкафа розовую тетрадку и ручку, села за стол и кропотливо вывела на бумаге вторую запись:
«ВАСМАЯ ИЮЛЯ. ВАЛЕРКА БАРАДИН ПАВЕСИЛСА».
|
0 1205
|
|
Ещё хочу почитать ))
|
|
Рассказ хороший, но написан неряшливо.
"Очередь из разноцветных платков на несколько секунд умолкла" - из людей в очереди были только бабушка Веры, сама Вера и соседка... Ну, как-то странно звучит. Понятно, что стояли тётки у колонки, но вместо тёток получаются одни платки.
"Бабушка взгромоздила на каталку вспотевшую флягу, капли с которой темными шлепками падали в дорожную пыль". Приятно, что «есть бабушки в русских селениях». Это - бабушки-богатыри. 40 - литровую флягу кааааак подняла, каааак взгромоздила. Темные шлепки - тоже как-то не того. Шлепок в данном случае, как я понимаю, это звук. Тогда не понятно, как он может быть тёмным. Если шлепки - это капли и тёмные пятна, которые остаются в пыли, то пятна падать не могут, а капли - прозрачные, тяжёлые... Вы тут совместили кучу понятий и явлений, которые становятся "тёмной" лепёшкой.
“старый трехколесный «Урал» с люлькой” – ну, так не говорят. Сразу видно, что пишет девушка. Мотоцикл, тем более Урал, всегда двухколёсный. А вот люлька – это люлька. У неё своё колесо))))) Эх, девчонки!
“цветными проводками, которые отец соединял в разной последовательности.” – после разноцветных проводков фраза звучит как-то коряво. Это когда автор не знает, что сказать и пишет что-то неопределённое в “разной последовательности”. Слово “последовательность” для дошкольницы не сильное ли?
"Свечка оказалась довольно тяжёлой" – жуткое слово ДОВОЛЬНО. Почему нельзя сказать просто ТЯЖЕЛОЙ? Девочка перед школой, которая думает, как она будет жить без головы, вдруг, резко начинает сравнительную оценку веса свечи.
“стриженная голова со сморщенным в улыбке носом” лучше бы от улыбки. А то улыбающийся нос вообще пугает. Мне нос улыбнулся!
За ними (ЗА ГОЛОВОЙ И НОСОМ?) появилась серая ветровка, надетая поверх тельняшки, грязные штаны и резиновые сапоги. – “ни ручек у него, ни ножек – колобок.”
Странно читается. Нос, а за ним ветровка. Кадавр какой-то.
“Там в деревянном ящике на газетах спала трехшерстная кошка и двое котят – ТРЁХЦВЕТНАЯ. Трёхшерстными бывают шубы на рынках. Продают, как норку, а на самом деле и не поймёшь из чего она сделана.
"Валерка пожал плечами, криво усмехнулся и пошел дальше, прищурившись." – может, пусть он вначале прищурится, а потом уже пойдёт дальше. А то как-то он уже ушёл, а мы всё ещё смотрим ему в лицо.
|
|
1
23.08.2011 22:42:33
|
Благодарю за подробный отзыв.
|
|
|
Очень хороший рассказ.
|
|
1
23.08.2011 22:43:04
|
Большое спасибо:) ужасно приятно
|
|
|
|
|
|