Этот лес много раз обещались сровнять с небом и асфальтом, проложить дороги для машин поверх оленьих троп, только всё остаётся по-прежнему: пух лезет в нос, в волосах путаются огненные мотыльки, отчего путь мой сопровождается запахом палёной шерсти. Рюкзак натирает спину. Дороги привычно носят меня по всем полянам, кое-где от недавних танцев ещё примята трава, и звери с любопытством и испугом выглядывают из деревьев, чтобы посмотреть, что за чудо принёс сюда ветер на третью ночь после Бельтайна. Здесь тихо, словно мимо шёл дождь, иногда попадаются мокрые перья - я наступаю на них, поскальзываюсь, но удерживаю равновесие. Долгие годы я обходил стороной каждую трещину, из которой выглядывала крапива, каждую женщину, украшавшую свою голову цветами папоротника и мухомора: мы не дружим, я и лес, как и всякие братья, не поделившие что-то однажды. Когда-то мы не поделили город. Тогда я стряхнул с волос последние капли росы, как ласковое прикосновение, и вышел в люди, а одетый в зелень и утреннее серебро остался ждать меня. Лес мог сломать асфальт, как море пожирает дамбы, уровнять светофоры и фонари в праве светить и указывать путь, но он остался в своих пределах, даже съёжился немного, потому что на границе, где мусор начинал поглощаться мхом, стоял я - и не пускал его дальше. Мне чем-то полюбился этот город. Возможно, тем, что никогда не путает и не врёт.
Мы долгие годы не виделись - я и лес, и сейчас я иду осторожно, наступаю на свои давние следы и вздрагиваю, когда воспоминания карабкаются по моему позвоночнику, сворачиваются клубком у загривка. Переступаю Большую Воду, стараясь не потревожить её обитателей. Когда-то я играл с ними, превращаясь то в летучую рыбу, то в черепаху, каждый сегмент моего панциря хранил в себе ключ, загадку или кусок карты; да и сейчас несколько лягушек прыгают мне под ноги, холодом обдают пальцы. Зверем пройти быстрее, но я здесь гость, а хозяин напряжённо принюхивается ко мне почвой, осторожно касается гибкими растениями, наблюдает глазами сов - и стоит быть почтительным и тихим. Наконец, я выхожу к холмам.
Чёрный и зелёный пропадают из моего спектра; небо переливается всеми оттенками серебра, и в свете полной луны его рассекают красные драконы. Я слышал, глаза их полны далёких звёзд и потому никогда не остаются надолго одного и того же цвета. Расслабленно сажусь на траву, и чувствую, как Лес садится рядом со мной, вздохом ветра топорщит волосы. Здравствуй. С чем пожаловал? - Да вот, соскучился... Раскуриваю трубку, и вместе с дымом в небо поднимается сон, который приходил ко мне на прошлой неделе, и вчера, и сегодня: сон о драконах, давно известных мне и тем не менее прекрасных, и о камне, в точности повторяющем узор их созвездий. Драконы живут в холмах давно, ещё с тех времён, когда Ирландия была полна магии, и под каждой корягой можно было встретить ши. Стоило быть осторожным, переходя холодный ручей - он мог забрать твою силу, - и не разговаривать с незнакомцем, ведь он мог оказаться кем угодно. С тех пор утекло много Большой Воды, и магия покинула берега Ирландии; ушла она и из соседних стран, кто-то погиб, кто-то нашёл себе новый дом взамен того, что был отравлен светом Гелиоса. Многие ши теперь носятся по Штатам, как мелкие духи беспорядка, и стараются не исчезнуть совсем, как-то закрепиться в этом мире; в России - прохладнее, и те, кто выдержал дальний переход, перебрались сюда - и Лес, и драконы, и Большая Вода. Многих я нёс на себе, тогда я ещё не потерял свой первый облик и мог превращаться в огромную птицу, теперь таких нет - только ошмётки перепончатых крыльев можно найти в дальних пещерах, если знать, где искать. Драконы, по старой привычке, живут в холмах; отсюда кажется, что они вполне счастливы, взлетая ночами искупаться в лунном свете, явить миру свои песни - в ближайших к Лесу домах ворочаются дети, в их голове медленно созревают мелодии, кровь теряет свою яркость, выцветает до серебряного. Обычно я против любого смешения Леса и города, но я пришёл сюда с любопытством и смирением, и не стану отбирать их почти новорожденных детей. Пусть люди разбираются сами.
У Большой Воды умирает дракон. Быть может, подстрелен чьим-то неверием, а может, пришло его время - хвост бездумно скользит по траве, глаза прикрыты, и мох уже начал играть с его шерстью, врастая в тонкую кожу. "Возьми". Дракон закрывает глаза, и они откалываются, катятся вниз по склону, мерцая звёздами - еле успеваю перехватить один из них - и второй с плюхом уходит под воду. Камень в моей руке тёплый, и, если быть тихим, можно услышать далёкое пение вселенных, которые мне никогда не увидеть, тех самых, откуда родом драконы - до России и до Ирландии, до всех известных нам миров. Благодарный, засыпаю в траве, не выпуская из пальцев камень. Мне снится дом.
Пять лет спустя, сражаясь с фоморами, я потеряю глаз - и вставлю вместо него драконье небо. |
7 
